— А как попал в лагерь на границе? Вас привезли из инджирликской «учебки» прямиком в Килис Кэмп[28]?

— Эммм… — Козак замялся. — Не знаю, как называется тот населенный пункт, куда нас привезли. Только помню гарнизонную тюрьму — меня законопатили в камеру.

— За что тебя «закрыли»?

— Не захотел быть пушечным мясом… Ну, и проговорился об этом.

— То есть не захотел воевать наемником на стороне «крыс»? — спросил «старший». — Я правильно тебя понял, Иван?

— Да, именно так, — нехотя сказал Козак. — Я этих «духов»… на дух не переношу.

— Неплохой выдал каламбур, — усмехнулся Саныч. — Ладно, с твоей биографией более-менее понятно. Поэтому двигаем дальше. — Он покосился на «Николая», словно спрашивая, нет ли у того возражений. — Что ты можешь сказать про ту молодку, которую «митовцы» везли вместе с тобой?

— Да, про телку надо порасспросить, — оживился Антон. — Наши сирийские кореша уже шушукаются, что мы ее себе присвоили! И что с ними этой добычей никто делиться не будет…

— «Наташа»… вона и есть «наташа»[29]! — Сказав это, «Николай» презрительно сплюнул. — Курва… Наверно, в «кампе» турецких инструкторов обхаживала.

— А ты что скажешь, Иван? — старший хитро посмотрел на Козака. — Ты же с ней больше всех нас времени провел.

— Я ее совсем мало знаю, — после небольшой паузы сказал Иван (и, в сущности, не соврал). — Она говорит, что не проститутка, что ее реально так зовут.

— Все так говорят, — ухмыльнулся Антон. — А она ничего… симпатичная. Только прикид ей надо поменять, а то выглядит, как шармута [30].

— Курва… — вновь процедил «Николай». — Скольких вона через себя пропустила?! Та ще, майбуть, лобковые вши у ней!

— А мне по херу, — продолжая скалить белые зубы, сказал Антон. — Я нормальной телки уже месяц не видел. А эти местные «биби»… страшны, как чума. И, опять же, кондом на что?

— Антон, сбавь обороты, — сухо произнес старший. — Не уподобляйся зверью, с которым мы тут имеем дело.

— Да ладно, командир, — тот пожал плечами. — Я пошутил.

Старший вновь посмотрел на Козака.

— А как она, эта Наташа или как там ее, попала в лагерь оппов на границе, откуда вас везли «митовцы»?

— Вот этого я не знаю, Саныч.

— Что она еще рассказывала о себе?

— Говорит, что приехала в Турцию по «горящей» турпутевке.

— Город не называла?

— Нет. Но я и не спрашивал.

— Давно приехала?

— Да вроде бы несколько дней назад.

— И что случилось?

— Говорит, что познакомилась с каким-то местным парнем…

— А! — ухмыльнулся Антон. — Приехала, наверное, оттянуться по полной? Думала потрахаться с местными жеребцами?!

— Не знаю. Говорит, что ей что-то подсыпали. Очнулась в каком-то загородном доме. — Не удержавшись, Иван добавил от оговоренной предварительно с Джейн версии уже от себя. — В каком-то собачьем питомнике…

— Симпатичных и одиноких молодых телок в Турции частенько воруют, — задумчиво произнес старший. — Могли спецом «киднепнуть», чтобы перепродать сутенерам. Потом подсаживают на иглу…

Он не успел закончить: снаружи через открытую дверь донеслись чьи-то возмущенные голоса. Поднялся шум, гам; зазвучали выкрики на русском и арабском…

А следом — лопнул выстрел!

Все трое разом вскочили на ноги!

Антон и Николай, подхватив «калаши», развернулись к двери и взяли проем под прицел. Старший сдернул с плеча трофейный ХК и стал смещаться в сторону полуоткрытой половинки ворот…

Козак тоже поднялся с ящика. Оружия у него при себе нет, желания подставлять голову под пули тоже не было никакого. Так что он принял чисто прагматичное решение: попятился к той части сарая, где можно было в случае заварухи укрыться за мешками с цементом.

— А ну прекратите! — крикнул Саныч кому-то, кого Козак мог разглядеть со своего места. — Что за хрень?!

Лопнул еще один выстрел! И еще два или три!

— Прекратите… бараны!! — проорал в проем Саныч. — Толстый! И ты, Марат!! Уберите стволы!!!

Старший, чуть высунувшись в проем, — его страховал Антон — что-то крикнул по-арабски, выказав недурственное знание шави , местного северосирийского диалекта. В ответ послышались недовольные голоса…

— Брат Салех! — крикнул старший. — Ты где?

Снаружи послышался гортанный мужской говор. Саныч выбрался из сарая; следом за ним, забросив автомат за спину, но расстегнув поясную кобуру, вышел Антон, а потом и бритоголовый…

Козак, предположив, что непосредственной угрозы жизни нет, выбрался из своего временного укрытия и переместился к приоткрытым воротам. Судя по доносившимся репликам, по кругу участников, по рассерженным лицам некоторых, возникла какая-то ссора. Что-то не поделили между собой те двое «русскоговорящих», что возились возле пикапа с тяжелым пулеметом в корме, и кто-то из местных…

Особенно вызывающе вел себя смуглый вертлявый парень в «арафатке», перепоясанный ремнем с подсумками — этот размахивал пистолетом; при этом он что-то выкрикивал, пинал ногой в борт пикапа, выпучивая глаза и брызгая от бешенства слюной.

Насколько мог судить Иван по звучащим репликам, спор вышел именно из-за этого пикапа. Парень все время обращался к «брату Салеху», очевидно, командиру арабоязычной части отряда, призывая то его, то Всевышнего в свидетели…

— Отдайте им эту тачку! — распорядился старший, адресуясь к тем двум, кто сцепились с местными. — Они вчера ее пригнали… пусть им и остается!

— Мы ее только на один день хотели арендовать, — процедил рослый худощавый парень в разгрузке. — А этот баран подумал, что совсем ее забираем!

— И сам колесо еще прострелил! — добавил другой. — О-от же дебил!

Парень в «арафатке», то ли обидевшись за данное ему прозвище, то ли еще как-то по-своему истолковав прозвучавшие слова, скаля зубы, выстрелил в воздух!..

Козак увидел, как напряглись «русскоязычные». Из-за спины старшего выскользнул бритоголовый.