Атака огнём захлёбывается, и знахаря сносит, вдавливает в стену дома напротив. Там огромная вмятина, появились широкие трещины, с крыши посыпалась крошка.

Кажется, бедный дом даже чуть-чуть накренился. Всё-таки меченый знахарь силён — остальных зверей разрывало на части, а этого только воткнуло в стену.

Совсем как меня тогда, когда Волчица пробила своим прималом стену сарая во дворе особняка.

Через несколько секунд Гакэру зашевелился, открыл горящие глаза. С его губ потекла струйка крови, но он всё равно улыбнулся, стал выворачиваться, пытаясь вылезти.

Вот его ноги коснулись мостовой, он расправил плечи, и послышался хруст костей. Моё стихийное зрение подсказывало, что его сломанные кости сращиваются с невероятной скоростью.

Метка Бездны, судя по всему, имела свойства демонической крови.

— Ты слишком настырный, — Гакэру сплюнул кровь, — Не знаю, что нужно сраному Абсолюту, но со времён Вотана ещё ни одна частица так далеко не заходила. И в этот раз…

Я не дал ему договорить. Надрывая жилы от скорости, чувствуя перегрузку, оттягивающую щёки, я вонзил копьё в грудь знахарю.

Да, я был быстр. Одновременно с моим прыжком свистнули стрелы Макото и Кицунэ, и внимание старика расфокусировалось. Это должно было сработать.

Но наконечник копья застрял в зажатой ладони, прямо передо мной растянулись в хищном оскале губы. Они разлепились, горящие глаза сверкнули:

— Ты, сраный поднёбный червь, хочешь победить дьявола?! — он стал отодвигать меня, держась только за острый наконечник.

— Да нет, — я усмехнулся, — Просто ты идиот.

И я коснулся ладони знахаря, выкидывая себя в нулевую меру. Тот закричал, я разобрал в его рёве что-то про «сраную частицу».

Через миг крик Гакэру захлебнулся, оборвался, и старик бессильно упал на мои плечи.

На плечи нуля…

Мои ноги подкосились, и я упал на колени, пытаясь удержать знахаря. Он так и уткнулся носом в мой наплечник, сипло дыша прямо в ухо.

Едва удержав равновесие, я уложил старика на мостовую, и сам тяжело опустился рядом на четвереньки. Ух, это была хорошая схватка.

Как только знахарь потерял со мной физический контакт, то сразу стал расти в мере. Вместе с силой стало выравниваться и его дыхание. Вот ведь везунчик, его автоматически выкидывает. А мне задницу надо рвать, чтобы вернуться в третью меру.

«Марк, я сейчас!» — Хали приготовилась поднять меня в меру человека.

— Нет, — пошатываясь, я встал, поднял взгляд к Небу.

Стержень духа возвышался надо мной, и где-то там на невообразимой высоте моя истинная мера. А я здесь, «в корнях», в безграничном море энергии, стекающейся к столбу духа.

Ну же… Я опять покрылся испариной, напрягая и тело, и душу. Нужно делать это самому, хватит пользоваться услугами нянек.

Сила человека хлынула в жилы, когда я смог-таки добраться, зацепиться взглядом за свою точку. Трудно, но зато сам.

— Человек?! — послышался удивлённый голос, — Не зверь?

— Да, — я повернулся.

Намиб и его пустынники стояли, заполонив смутными тенями улицы вокруг. Несколько его воинов-оборванцев стояли на крышах, я чуял их взгляды.

— Он жив? — Намиб указал на своего дядю.

Знахарь едва слышно дышал, но я всё равно опустился на корточки, послушал пульс. Прерывистый, но не тревожный. Просто зверь устал.

— Жив и здоров, — хмуро ответил я.

«Марк, метки нет!» — воскликнула Хали.

Я и так уже видел. Даже зрение ангела, способное увидеть скрытую метку Бездны, ничего не разглядело.

Обычный зверь, хоть и сильный.

— А эта дрянь, — чуть не сплюнул Намиб, — которую проповедники из столицы всаживают в зверей?

— Нет, её нету, — я покачал головой.

— То есть, душу моего дяди больше ничего не отравляет?

Я сдержанно кивнул. Вот с этим бы я поспорил — половина «меченых» зверей, которых я до этого видел, с удовольствием побежали бы ставить метки снова.

— Белый Волк, — вдруг сказал пустынник, — Оракул предсказывал, что тебя надо остановить. Что ты придёшь, чтобы сожрать наши земли.

— Опять?! — я удивился.

Из дома вышли мои спутники. Хильда с Фолки сразу встали рядом со мной, будто прикрывая собой. Макото и Кицунэ встали чуть поодаль, они водили луками из стороны в сторону, показывая, что в случае чего точно заберут с собой парочку воинов.

— Это человеческая дочь Геллия сделала дядю таким, — поморщился Намиб, — Она была в наших землях.

— Знаю такую, — я кивнул, — Она мертва.

Пустынники охнули, и все как один опустились на колено. Совсем как тогда, в пустыне. Даже Намиб склонил голову, продолжая рассказывать:

— Её оракулы напророчили нам про Белого Волка. А знахарь перед тем, как пасть перед Бездной, рассказал ей о копейщике.

Я заинтересованно повернулся, и Намиб рассказал о древнем пророчестве, которое появилось после исхода Жёлтых Скорпионов из пустыни.

Что род Скорпионов подымется снова только тогда, когда появится отмеченный предками мастер копья. Тот, кто сможет в совершенстве овладеть этим мастерством, вернёт утерянные земли.

— Он же и сказал Геллии, что копейщик принесёт ей смерть. Тогда человеческая дочь не убила наглого зверя, а превратила… в раба, — Намиб смотрел на дядю, и в его глазах блестели слёзы.

— Ничего не понимаю, — я покачал головой.

Да, я помнил крики этой блондинки, дочери Хродрика. Она едва в истерику не впала, когда увидела, что я владею копьём. Но убил-то истеричку Буру, насколько я помню. Правда, перед этим я завалил её обломками скалы.

Да уж, хрен разберёшь эти предсказания Неба и предков.

«Марк, можно было бы и почтительнее выражаться».

Пропустив слова ангела между ушей, я спросил:

— Почему вы живы? Почему пустынников не убивают, ведь ты вне закона?

— Это же мой дядя, — Намиб пожал плечами, — Он сначала думал, что это я — тот копейщик, поэтому позволил мне сбежать в пустыню. Иначе Геллия убила бы меня.

Пустынник снова посмотрел на старика.

— Впрочем, он всегда думал, что пророчество обо мне. И ждал, когда я стану первым вождём за столько лет.

— Но он же служил Бездне…

— Да, служил. Только его служба заключается в другом, — Намиб обернулся, глядя на крепость за стеной, — Мы не знаем, что их связывает с командором, потому что Гакэру никогда не открывал секрет.

— Он готов тебе его открыть, — совсем рядом возник Намди.

Безликий снова появился из ниоткуда. Впрочем, в этот раз я успел почуять его появление. Он сливался со стихией так, как мне не снилось даже с человеческой мерой.