Тон был достаточно вежливым, но Деймон ясно увидел табличку «Охота запрещена». Отныне Роберта – собственность Вильерса.

Деймон ослепительно улыбнулся и отошел, отчетливо сознавая, что сделал открытие необыкновенной важности.

В тот момент, как он узнал о существовании Тедди, сразу стало ясно, что жизнь его необратимо изменится. То обстоятельство, что мать мальчика не желала иметь ничего общего со своим ребенком, вовсе не повлияло на его решение. Тедди – его сын.

Но сейчас Деймон обнаружил вторую главную истину.

Вильерс может оградить свои владения запрещающими табличками, но Деймон возьмет то, чего страстно жаждет.

Роберту.

И плевать ему на то, что думает об этом она или что думает Вильерс. Она ошибается. Она принадлежит ему.

Оказалось, что Шарлотту посадили по правую руку от хозяина, что, несомненно, было необычайной честью. Леди Роберту, как новоявленную невесту, герцогиня поместила на другом конце стола, между Вильерсом и маркизом Уортоном и Малмсбери. Соседом справа был джентльмен по имени лорд Корбин. Напротив оказалась еще одна герцогиня, чье имя Шарлотта не совсем расслышала. Кажется, Берроу? Но она вовсе не выглядела такой грозной, особенно для женщины столь благородного рождения. По правде сказать, она напоминала Шарлотте самочку шотландской куропатки… нет, скорее, скорбящую голубку. И наряд у нее был в серых тонах. Она одарила Шарлотту доброй улыбкой, хотя не перемолвилась с ней ни словом.

Собравшихся было так мало, что разговор то и дело становился общим, в противоречие строгим правилам этикета, повелевавшим беседовать только с соседями.

Однако ее конец стола быстро превратился в арену политического сражения. Мэй умоляла сестру держаться подальше от политики. Но разве ее вина в том, что никто ни о чем ином не говорит? Кроме того, не успела она занять свое место, как герцог уведомил шурина, графа Гриффина, что мисс Тэтлок – одна из самых непоколебимых его противников.

А когда она побагровела от смущения и попыталась объясниться, граф рассмеялся и стал ее подначивать.

– Я большой сторонник Фокса, – объявил он. – И мне нравится принц Уэльский. Как можно не симпатизировать человеку, который хвастается, что за один раз съел двадцать четыре куриных яйца? Если я не занял своего места в палате лордов, то лишь потому, что не хочу постоянно указывать зятю на его глупость.

Этого она вытерпеть не смогла, поэтому перебежала в другой лагерь и стала защищать последнюю речь герцога в палате лордов, посвященную безумствам людей, согласившихся выделить принцу ежегодное содержание в сто тысяч фунтов. Но когда глаза герцога зажглись, она посчитала справедливым указать, что, по словам герцога Корнуолла, принц имеет право как на доходы с герцогства, так и на деньги, выделяемые по цивильному листу[13].

Герцог застонал. Герцогиня Берроу сменила тему, заговорив о необходимости парламентских реформ в Ирландии. На другом конце стола велась куда более спокойная беседа. Маркиз почти непрерывно декламировал свои произведения, звучавшие, мягко говоря, ужасно. Но потом все стали перебрасываться цитатами из стихов. Шарлотта случайно встретилась взглядом с герцогом и прочла в них абсолютное понимание.

– Я много лет не брал в руки поэтических сборников, – шепнул он, наклонившись к ней.

– А стоило бы, – наставительно сказала она, едва удерживаясь от смеха. – Мы так плохо подготовлены к культурной беседе! Неужели даже Томас Грей не заинтересовал вас, ваша светлость?

– Даже он! – жизнерадостно подтвердил герцог.

– О вы, карандаши и перья! – продекламировал маркиз с другого конца стола. – Вы, принадлежности письма, воспойте красоту богини. Она идет сюда сама!

– Насколько я понял, это куплет, – пробормотал герцог, в глазах которого заплясали веселые искорки. Шарлотта вдруг подумала, что он невероятно красив. И очень умен!

Джемма, очевидно, наслаждалась поэзией герцога, потому что увлеченно хлопнула в ладоши.

– Я только сейчас понял, что «письма» и «сама» рифмуются, – шепнул герцог и так забавно вскинул брови, что Шарлотта, не выдержав, зашлась от смеха. К счастью, лорд Корбин спросил ее об Уильяме Уайтхеде, самом прославленном придворном поэте того времени, который, однако, отказался писать стихи в угоду правительственной политике.

Шарлотта со сжавшимся сердцем отвернулась от герцога, но тут же постаралась взять себя в руки. Так не пойдет! Он герцог и к тому же женат. А она всего лишь старая дева, хоть ей и посчастливилось попасть на званый ужин в такой знатный дом. Но она знала…

Знала, почему оказалась в этом доме.

Это Бомонт внес ее в список гостей.

И сознание этого грело, как теплое одеяло в зимнюю ночь. Впервые в жизни мужчина потребовал ее присутствия.

Но он женат.

Его жена – одна из первых красавиц в Англии, но он пригласил на ужин Шарлотту.

Девушка твердила себе, что герцогиня не разбирается в политике.

Ей нравятся графоманские стихи с ужасными рифмами.

Она не понимает мужа.

Герцог Вильерс принял решение. Хотя для человека его положения вполне допустимо жениться на Роберте, он мог сделать небольшую ошибку. По правде говоря, он будет точно так же счастлив не жениться на леди. И не иметь тестя, подобного маркизу. Его помолвка не произвела на Джемму никакого впечатления. Короче говоря, он сделал ошибку.

Жаль только, что пришел к этому заключению приблизительно через два часа после официального предложения руки и сердца. Но ведь опытный стратег всегда может изменить положение фигур на доске в свою пользу!

Если он не ошибается, старый друг Элайджа флиртует с новой фигурой: пешкой, пешкой, пешкой чистой воды – и все же… разве не общеизвестно, что пешки могут быть восхитительно полезны… по-своему, конечно.

Он пошлет королеву Элайджи на противоположный конец доски. А потом пожертвует собственной королевой… все это вполне допускается правилами игры.

– Не согласитесь ли вы сопровождать меня в библиотеку? – спросил он невесту.

Роберта грациозно поднялась из-за стола. Нужно признать, она была весьма красива и элегантна. Они направились в библиотеку.

– Я всего лишь хотел убедиться, что мы пребываем в полном согласии относительно некоторых аспектов нашего брака, – заговорил герцог, усаживая ее в парчовое кресло.

– Я вся внимание, – коротко ответила она.

Вильерс удивился. Другая женщина не преминула бы вложить в эту фразу немалую долю яда, но она искренне улыбалась!