– А кто вы по должности?

– Помощник управляющего. На самом деле – мальчик на побегушках, – ответила она с внезапной откровенностью.

Я попробовал уточнить:

– Вы хотели сказать, девочка на побегушках.

– Ну пусть девочка, – согласилась она. – Но звучит двусмысленно. Лучше – мальчик.

– Хм, еще двусмысленней… На космодроме вы обмолвились, что на турбазе проживают туристы с Фаона. Я тогда хотел уточнить, кого вы имели в виду, но ворчливый инспектор нас отвлек. Вы не представляете, как он мне надоел. Неделя в обществе полицейского инспектора – это хуже, чем две недели в одиночной камере полицейского изолятора.

– А вы сидели в камере?

– Ха, спрашиваете! В среднем – один месяц в году, – вдвое преувеличил я.

– Что же у вас за профессия?

– Странный вопрос. В изолятор сажают не за профессию, а, так сказать, за хобби.

– Ну, а все-таки?

– Репортер.

Я показал ей удостоверение. По-моему она не находила мой выбор профессии удачным.

– Мы не любим, когда беспокоят наших постояльцев. Тем более, что он сам просил…

Она едва не проболталась.

– Иными словами, в «Ламонтанье» остановилась какая-то знаменитость. Знаменитость просила, чтобы ее не беспокоили. Отлично! Придется ходить по номерам. Неделю в изоляторе (у вас же есть изолятор?) я заработаю, но найду, того, кто мне нужен. Кстати, вы в рекламе не нуждаетесь? Журнал «Сектор Фаониссимо» очень популярен.

– Ну вы и наглец! – воскликнула она, нисколько, впрочем, всерьез не сердясь. – Кого вы разыскиваете?

– Скажу, когда взгляну на список постояльцев.

Она рассмеялась.

– Никогда! А тот, кого вы ищите живет в пятьсот шестом. Но я вам этого не говорила.

Что за бред, откуда она знает, кого я ищу?!

– Под каким именем он остановился?

– Под своим – Брубер.

Черт, всего-то…

– Писатель что ли?

– Да! Писатель, – глаза у нее загорелись и потухли. – Правда, я ничего из его книг не читала, но слышала – он писал про моролингов. После выхода романа, поток туристов увеличился втрое.

– Глупости, кто станет тратить безумные деньги на поездку из-за какого-то романа. Написать можно что угодно. Скорее, я готов поверить, что на Ауру ринулись те, кто думает, что ее скоро прикроют для не-моролингов. Кстати, Брубер за это активно выступает. Странно, что вы его здесь терпите.

– Мы терпим всех, – убежденно произнесла Катя. – У нас свободная планета. Мы никого не дискриминируем.

– Что вы говорите! Может вы еще и профессора Цанса приютили?

– Приютили.

– В каком он номере?

– В пятьсот десятом, рядом с Брубером.

Интересно, какие хоромы им предоставили? Метра два на два, вероятно.

– Они уже познакомились?

– По-моему, они знакомы. Я их видела за одним столиком. Ой, – она прикрыла ладонью рот. – Что я все болтаю, да болтаю! Всё, ухожу. С вами надо держать язык за зубами.

– Последний вопрос, он касается меня лично. Когда распределялись номера между вновь прибывшими?

– За час до посадки пилот передал нам список пассажиров. Я сразу же распределила вас по свободным номерам. Вы недовольны своим номером?

– А есть выбор?

– Если доплатить, – улыбнулась она.

– Доплачу, – пообещал я, доставая снимки Бенедикта и Шишки, – если узнаете вот этих двоих.

– Про этого меня уже спрашивали… – она отодвинула Бенедикта. – Хм, это кто, сбежавший клоун?

– Угу. На Фаоне цирк сгорел. Не приведи господь вам с ним встретиться.

– Уже боюсь, – рассмеялась она. – Приятного аппетита!

Она убежала по делам.

Так и не дождавшись горячего, я вернулся к себе в номер. Включил телевизор, велел ему соединить меня с базой данных на местном накопителе. В базе данных я разыскал голографический макет окрестностей Ламонтаньи. Изучая его, я три раза бегал на смотровую галерею, чтобы сверить изображение на экране с оригиналом. Все более-менее сходилось.

Согласно базе данных, две из трех «тарелок», воткнувшихся в скалу, принадлежали турбазе «Ламонтанья». Третья «тарелка» была одновременно и посадочной площадкой и ангаром местной авиаслужбы. Кроме того, в радиусе ста километров от нашей турбазы, находились:

Космодром «Ламонтанья», где мы сегодня утром приземлились.

Турбаза «Вершина Грёз» на одноименной вершине, высотою в шесть с половиной километров, в трех километрах к северо-западу от турбазы «Ламонтанья», где я в данный момент находился.

Центр Радиокосмических Наблюдений – белая полусфера в пяти километрах к западу от «Ламонтаньи», ее видно со смотровой галереи. Высота – восемь километров над уровнем моря. Рядом находилась средних размеров энергостанция, видимо, – местного значения.

Филиал Института Планетологических Исследований. Расположен в десяти километрах к юго-западу от турбазы на перевале «Тропа моролингов». Учитывая, что перевал находится на высоте четырех километров, никакими моролингами там и не пахло.

Две крупные энергостанции, обе – в шестидесяти километрах к северо-востоку, на высоте четыре и четыре с половиной километров.

И, наконец, примерно в ста километрах к юго-западу от турбазы проходила условная граница между Ламонтаньей и Нижней Акрией – болотистой долиной, заселенной пресловутыми моролингами.

Немного смутила одна вещь. На снимке в базе данных Центр Радиокосмических Наблюдений состоял из двух корпусов: большая белая полусфера на вершине горы и полусфера поменьше, расположенная чтырехстами метрами ниже по склону, в расщелине. Но сколько я не приглядывался, со смотровой площадки меньшую сферу мне разглядеть не удалось. Не смог я разглядеть ее и в бинокль, которым запасся еще на Фаоне. Расщелину, правда несколько видоизмененную по сравнению с изображением на снимке, я нашел, но вид у нее был такой, словно второго корпуса Центра Наблюдений там никогда и не было. Был виден угол и часть крыши энергостанции, которую меньшая сфера загораживала бы, будь она на месте.

Я послал запрос в базу данных: «Куда делся второй корпус Центра Радиокосмических Наблюдений?».

Возможно, нейросимулятор на ауранском накопителе и не уступал в сообразительности моему домашнему, но никаких сообщений по поводу пропажи второго корпуса он не нашел.

Я позвонил Кате по интеркому.

– Привет. Катюша, хотите вопрос на сообразительность?

– Боюсь вас разочаровать…

– Не страшно. В отличие от моего босса, я не стану говорить, что в вашем возрасте я был куда более «хоть куда».