в этом отношении является экстаз. Здесь дух выходит за пределы себя самого, возвышается над всеми чувственными и интеллектуальными способами познания, восходит за пределы всего чувственного и сверхчувственного, всякого бытия и небытия и, вступая в состояние святого неведения, весь углубляется в созерцание того единства Бога, которое стоит выше всякого бытия и всякого знания. В нем разгорается тогда пламя любви, которое, так сказать, разрушает его обособленность и в аффективном порыве всецело сливает его с волей Божией. Никто не знает этого состояния, кроме того, кто испытал его, и никто не испытывает его, кроме тех, кто получает от Бога эту благодать. Экстаз есть нечто чисто сверхъестественное.

12. Познакомившись с двумя представителями схоластики и мистики XIII в., Фомой и Бонавентурой, бросим взгляд и на других их современников.

V. Генрих Гентский, Роджер Бэкон и Раймунд Луллий

1. У Фомы Аквинского было много известных современников; среди них особенно выдаются Ламберт Оксеррский, Роберт Кильвардеби, Эгидий Лессинский, Бернард де Трилиа, Эгидий Орельянский, Петр Овернский и др. Но самым замечательным современником Фомы был Генрих Гентский. Он родился в Мууде близ Гента, в 1217 году, учился в Кельне у Альберта Великого и потом сам преподавал в Генте и Париже. Он получил титул Doctor solemnis, умер в 1293 г. Важнейшими его сочинениями считаются «Quodlibeta theologica»[67], «Summa quaestionum»[68], «Ordinariarum», «Комментарии к сентенциям» u «Summa theologiae»[69].

2. В своей теории универсалий Генрих воспроизводит учение Авиценны. Сущность как таковая безразлична в отношении к частному и универсальному. Она единична в объективной действительности и универсальна в разуме. Генрих не признает никакого реального различия между сущностью и бытием. Материю в отношении к форме он не считает чистой потенциальностью. По его мнению, материи должно приписать собственное бытие, в силу которого она существует actu, даже независимо от формы. От формы же материя получает не бытие, не просто действительность, а только определенное бытие, определенную действительность.

3. Генрих отступает от Фомы еще в том, что не допускает существования в Боге особых идей для каждого из идивидуумов. По его мнению, только species specialissimae идеально предсуществует в Боге. Поэтому в Боге нужно признать столько идей, сколько возможно видов вещей, но не больше. Индивидуумы же идеально преформируются Богом лишь постольку, поскольку их идеи содержатся в идеях видов. Божественная идея есть с одной стороны сущность в себе, совершенно безразличная в отношении как к частному, так и к универсальному; с другой стороны, она представляет эту сущность в отношении к индивидам, поскольку она заключает в себе возможность существования в индивидах. В этом отношении идея вида заключает в себе и идею индивидуумов.

4. Первым объектом познания, по учению Генриха, является Бог, поскольку Его понятие тождественно с понятием неопределенного бытия. Генрих отождествляет понятие о неопределенном бытии, которое, бесспорно, возникает прежде всего в нашем познании, с божественным бытием, и приходит к тому заключению, что в нашем естественном познании Бог есть первопознаваемое. Конечно, как уже сказано, это относится только к естественному познанию, потому что рациональное познание Бога приобретается лишь впоследствии, но мы не могли бы овладеть им, если бы ему не предшествовало первое естественное богопознание.

5. К Генриху примыкает Ришар Мидлтонский (Richardus de media villa), францисканец, читавший лекции в Париже и Оксфорде († в 1300 г.). По его мнению, универсальное не существует объективно ни вне вещей, ни в них самих. Конечно, нельзя отрицать того, что сущность, составляющая содержание универсального, становится действительной в индивидуумах, но она действительно существует в них не в том виде, в каком отрешенно от индивидуумов мыслится в понятии; еще менее оно действительно по той универсальности, какую оно получает чрез мышление. Таким образом, в двух указанных отношениях универсальное не может существовать иначе как только в мышлении. Главными сочинениями Ришара служат «Комментарии к сентенциям»[70] и «Quodlibeta»[71].

6. Далее следует Эгидий Колонна († 1316 г.), принадлежавший к августинскому ордену, Doctor fundatissimus, преподаватель богословия в Париже. Он защищал св. Фому от нападок Оксфордского Минорита из Ламарре, противопоставив его сочинению «Keprehensorium», или «Correctorium fratris Thomae» свой критический трактат «Correctorium corruptorii». Далее им были составлены сочинения «De ente et essentia», «Quaestiones metaphisicales» и др. Собственных теорий у него не было. То же нужно сказать о Готфриде Фонтенском (Godefredus de fontibus), который также написал «Quodlibeta». За ним следует Петр Испанский, умерший в 1274 г. папой под именем Иоанна XXII; он имел важное влияние на изучение логики в школах, благодаря своим «Summulae logicales», составленным на основании «Синопсиса» Михаила Пселла[72].

7. Своеобразное положение занимает англичанин Роджер Бэкон (1214–1294). В юности он посвятил свои силы изучению преимущественно естественных наук в Оксфорде и Париже, затем вступил в францисканский орден и вскоре стал известен как талантливый преподаватель Оксфордского университета. Обвиненный в некоторых заблуждениях, следствиях его астрологических увлечений, он был в 1278 г. привлечен генералом своего ордена к ответственности и даже заключен под стражу, но получил свободу благодаря папе Николаю IV. Главное его сочинение – «Opus majus ad Clementum IV»[73]. Затем ему принадлежат «Epistolae de secretis artis et naturae operibus atque nullitatae magiae»[74], фрагменты из «Opus minus» (извлечения из «Opus majus») с введением под заглавием «Opus tertium»[75].

8. Научная деятельность Бэкона была направлена главным образом на естествознание. Он относился с большим порицанием к тому пренебрежению, в котором находились тогда естественные науки, математика, языковедение, науки столь важные, по его мнению, для теологии. Соответственно этому в своем сочинении «Opus majus» он дает очерк оптики, астрономии и математики. В этом отношении он следовал по стопам Альберта Великого, который, как известно, оставил блестящие образцы этого в своих работах по естественным наукам. То, что Бэкон дал по естествознанию, было для его времени значительным приобретением и вполне заслуживает нашего признания.

9. Соответственно своей склонности к естественным наукам Бэкон придает большое значение опыту и в теории познания. Без опыта не может быть полного знания, говорит он. Только тот, кто посредством опыта находит причину каждого явления, обладает совершенным знанием. Диалектическое познание, правда, извлекает доказательство тезиса из данных посылок, но оно не исключает всевозможных сомнений. Только тогда ум может быть уверен, что обладает истиной, когда он убедился в ней и путем опыта. Однако под опытом Бэкон разумеет не только чувственный опыт, но также и внутренний, духовный опыт, который основывается на божественном озарении и откровении. На чувственном опыте, по его мнению, основывается естествознание, а на внутреннем, духовном опыте – высшие науки, имеющие своим объектом сверхчувственное. В