Голод терзал её желудок, как зверь. Она не знала, куда идти. На гору и вглубь города вели несколько улиц. Некоторые из них были настолько узкими, что она едва смогла бы пройти по ним. Дома жались друг к другу, как будто считали, что так будет легче пережить холод. Камень и дерево на горных склонах. Кое-где постройки склонялись друг к другу, и в просвете между ними проступало небо. На окнах она видела мощные ставни, остроконечные крыши были покрыты тяжёлой соломой. Здесь жило гораздо больше имлингов, чем в Эльверуа. Хирка сделала вид, что торопится, чтобы никто не пристал к ней с разговорами.

Куро сидел на крыше одного из домов на улице, ведущей вверх. Каменное строение было высоким. Хирка пошла в его сторону. Мимо проехала повозка с дровами. На подъёме лошади держали шеи прямо.

Чуть выше располагался постоялый двор. «Воронёнок» – гласили вырезанные из дерева и прикреплённые к стене буквы. «Н» не хватало, от неё остался только блёклый отпечаток на дереве. Над вывеской кто-то нарисовал чёрную бесформенную голову с раскрытым клювом и торчащим из него красным языком. Крыльцо перед дверью было серым и изношенным, из помещения доносился мужской хохот.

Она остановилась. Уже наступил вечер, и Хирке совсем не хотелось провести ещё одну ночь под открытым небом. Она жаждала принять горячую ванну. Съесть хороший ужин. Необязательно большой – просто хлеб, свежий хлеб. Может, мясной суп… Тёплый. Жирный. Её живот заурчал. Она вошла внутрь.

Как только Хирка оказалась в помещении, шум стал громче во много раз. Имлинги сидели группами вокруг небольших столов и на скамейках вдоль стен. Они постоянно чокались кружками. Кто-то ел. Трактир в Эльверуа никогда не был так полон, как этот. Слишком много народа. Хирка попятилась было, но вдруг заметила очаг у одной из стен. Там на вертелах жарились пять молочных поросят. Их уши уже обгорели и пахли очень аппетитно. Её рот наполнился слюной. Голод победил страх перед имлингами.

Огонь очага купал присутствующих в тёплом свете. Она протиснулась между двумя здоровяками и пробралась к прилавку. Он был исцарапан бесчисленными кружками, которые двигали взад-вперёд. Хирка набралась мужества сделать заказ кривому мужчине за стойкой, как внезапно почувствовала, что чья-то рука приподняла её и пронесла за прилавок.

– Ты слишком мала для этих мужиков. Что ты тут делаешь?

К удивлению Хирки, рука принадлежала женщине. Она была стройной, но под её одеждой были хорошо видны мускулы, и она держала одной рукой поднос с кружками так, будто он ничего не весил. Волосы новой знакомой были собраны в косу, которая болталась из стороны в сторону, пока она снимала кружки с подноса и ставила на него новые, наполненные пивом. Кто-то прокричал: «Майя!», а она ответила, что у неё только две руки. Глаза у неё были добрыми, но измученными. Как будто она попусту теряла время и знала об этом.

– Я пришла поесть, – ответила Хирка, глядя на поросят над огнём, с которых стекал жир.

– Сколько?

– У меня есть деньги!

– Я хотела спросить, сколько поросёнка положить: один кусок? Два?

– А. Два. А сколько это стоит?

– Одна маленькая серебряная монета за два куска.

– О-о-о. Тогда один. Я не настолько голодна.

Майя заорала так, что Хирка попятилась.

– Йорге! Один кусок от задней части, – кривой мужчина кивнул, но никуда не стал торопиться. Он наполнил кружку, которую держал под краном, поставил её на прилавок и стал наливать следующую.

– Скоро придёт, – сказала Майя.

– Погоди! А сколько стоит комната?

Майя рассмеялась.

– Сейчас и подушки свободной не найдёшь. Можешь сунуться в Лангели, но вряд ли найдёшь что-нибудь, скоро ведь Ритуал, – она подняла поднос, и толпа вновь поглотила её. Хирка не видела ни одного свободного стула, поэтому осталась стоять, прислонившись к прилавку. Кровать подождёт. Она не припоминала, чтобы когда-нибудь испытывала такой голод.

Йорге стёр разлитое пиво со стойки мокрой тряпкой. Он поднял голову и заметил Хирку. Она улыбнулась ему так широко, как могла, и он, казалось, решил заняться её едой. Он вынул нож из-под прилавка, направился к очагу, вернулся и поставил перед ней деревянную тарелку с дымящейся едой. Четырёхугольный кусок свинины с зажаристой корочкой и полоской жира.

– Три медяка.

Он вытянул руку, и Хирка извлекла из кошеля три маленькие монетки.

– Нож.

– Что?

Хирка изумлённо подняла вверх полученную вилку.

– Сюда нельзя заходить с перочинными ножами. Он должен лежать у меня под прилавком, пока ты не соберёшься уходить.

– Это же просто девчонка, Йорге! Боишься, она набросится на твоё хозяйство?

Откуда-то снова появилась Майя, пододвинула высокую табуретку, на которую уселась Хирка. Пусть спорят о ней, сколько хотят. У Хирки не было времени ни на что, кроме еды. Как же мучительно было есть медленно, чтобы не обжечься. Когда она в последний раз так хорошо ела? Моллюсков на пристани вместе с отцом?

Отец…

В любом случае, мясо лучше. Мне нужно мясо.

Самый сильный голод был утолён, она стала есть медленнее и принялась оглядывать сидевших вокруг. Она делала это очень осторожно, чтобы не свалиться с табуретки, у которой одна ножка была короче других. Каждый раз, когда Хирка наклонялась к тарелке, чтобы взять в рот кусок мяса, табуретка покачивалась.

В трактир вошёл крупный мужчина и прошествовал прямо к прилавку. Хирка обратила внимание на то, что разговор за ближайшим к ней столиком затих. Пятеро имлингов взглядом проследили за вошедшим. Тот склонился над прилавком и сделал жест Йорге, тот подал ему кружку. Вновь прибывший положил на стойку медяк и огляделся.

Он немного моложе отца, подумала Хирка. И такой же трудяга. Его волосы соломенного цвета были коротко подстрижены и походили на луг со скошенной травой. Хирка продолжала жевать остатки своего куска мяса и старалась выглядеть так, будто чувствует себя здесь как дома, хотя у неё не особенно получалось. Большинство посетителей постоялого двора были взрослыми мужчинами, а несколько женщин в зале были настолько старыми, что у них уже вполне могли быть внуки, хотя Хирка не думала, что они имелись у кого-нибудь из них.

Вновь прибывший поменял пустую кружку на полную и бросил взгляд через плечо на компанию, которая следила за ним с тех пор, как он вошёл. Сидевшие за столом имлинги переговаривались между собой, но тихо. Один из них смотрел исподлобья. Глаза его были тёмными, уголок одного подрагивал. Хирка почувствовала беспокойство, но ничего из происходящего её не касалось. Это не Колкагги. И не стражники, которые могут отволочь её на тинг. Беспокойство естественно, сказала она себе. Она очень давно не находилась в такой близи от других имлингов.

Мужчина с тёмным взглядом поднялся и подошёл к имлингу у стойки. Кулаки его были сжаты, от него веяло жаждой крови. На его бороде виднелись жемчужины пивной пены. Вновь прибывший стоял к нему спиной и не мог видеть приближения соперника.