Это была узкая полоска земли с качелями и дисковой и цепной каруселями. Сразу за парком располагалась игровая площадка, на дальнем конце которой виднелась рощица площадью метров тридцать.

Все это располагалось между двумя комплексами частных жилых домов.

И один из этих домов когда-то принадлежал приемной семье № 5.

– Зачем мы сюда примчались, командир? – негромко спросил Брайант, паркуясь за патрульной машиной, которая в свою очередь остановилась за машиной «Скорой помощи».

Ничего не ответив, Ким вылезла из машины.

– И где?..

– В роще, – ответила Ким, боясь даже взглянуть на него.

Она не отрываясь смотрела туда, куда через поле бежали полицейские. Добежав до первых деревьев, двое мужчин остановились и пропустили вперед женщину-полицейского.

– Командир…

– Брайант, я прошу тебя, замолчи, – тихо сказала Ким.

Ей все равно нечего было ему сказать.

В голове у нее крутился целый калейдоскоп образов. Она видела себя, сидящую в кресле цепной карусели. Наступают сумерки, и дети расходятся по домам, родители у входа в парк выкрикивают их имена. Темнеет, и кто-то предупреждает о том, что гулять осталось всего пять минут.

А Ким все ждет и ждет, надеясь, что сегодня ее все-таки позовет сама миссис Лампитт. А не он.

Она шла по полю, сосредоточившись на том, чтобы ноги двигались одна за другой, как будто ее мозг забыл, как это делается автоматически.

Ким старалась не смотреть по сторонам, особенно на стойки ворот, расположенные на противоположных концах площадки. Даже трава под ногами казалась ей знакомой. Только тогда ее ноги были меньше и надеты на них были простые черные кеды, а он держал ее за руку.

Инспектор вздрогнула и попыталась избавиться от этих воспоминаний. Сейчас для них не время. Она не может вернуться в то место. Не может еще раз пережить все то, что происходило в приемной семье, о которой она никогда никому не рассказывала. В семье, в которую она попала сразу после семьи Кита и Эрики.

Пройдя мимо констебля, она вошла в рощу. И здесь на нее обрушился аромат сирени. От такого флешбэка Ким споткнулась. Брайант, оказавшийся рядом, поддержал ее за спину.

Инспектор подошла к тому месту, где на коленях стояла женщина-констебль. Рядом стоял парамедик.

– Все в порядке, милая. Мы здесь, – голос женщины успокаивал.

Девушки Ким не увидела, а констебль жестом попросила их всех отойти.

Ким с пониманием отнеслась к ее просьбе. Ведь никто не знал, что пришлось пережить жертве, так что полицейская пыталась установить с ней доверительные отношения. А если вокруг будет слишком много народу, то девочка не поймет, кого ей слушать в первую очередь.

Отойдя на несколько шагов вправо, Ким увидела кипу пропитанных кровью салфеток рядом с одним из парамедиков. Все они не отрываясь смотрели на живот жертвы. Все были покрыты потом, и один из них качал головой.

«О боже, что же этот ублюдок с ней сделал?» – подумала Ким и почувствовала, как заколотилось ее сердце.

За спиной одного из парамедиков Ким могла видеть голые ноги с покрытыми лаком ногтями. Это были стройные ноги, и подняв глаза чуть выше, Ким увидела на бедрах следы засохшей крови.

Вторая группа парамедиков с носилками пробежала мимо нее.

– Слава тебе господи, – сказал один из стоявших на коленях. – Не знаю, сколько она еще сможет продержаться с такой кровопотерей. – Он повернулся к полицейскому в форме. – Нам надо увозить ее. Остановить кровь не удается.

– Я поеду с ней, – кивнула женщина-полицейский.

Девушку, которая до сих пор не издала ни звука, окружило еще больше людей.

Ким хотелось подойти к ней, взять за руку и успокоить, сказав, что все будет хорошо, но она не могла, потому что чувствовала себя виноватой.

На счет «три» девушку положили на носилки, и Ким готова была поклясться, что та застонала. Полицейская продолжала что-то шептать ей на ухо, не выпуская руки.

Вся группа двинулась в сторону вырубки, где стояла «Скорая помощь», а Ким все еще не видела жертву.

– Какие у нее повреждения? – спросила она у проходившего парамедика.

– Ей воткнули банку из-под пива прямо в промежность.

Ким сглотнула, пытаясь избавиться от подступившей к горлу тошноты, и отошла в сторону, чтобы никому не мешать. Все сомнения относительно связи этого преступления с тем делом, которое они расследуют, исчезли.

Она пошла вслед за носилками, чувствуя, что тяжелый, сладкий запах сирени как будто пропитал ее кожу. Как и тогда, когда никакой душ так и не смог его смыть.

Она шла чуть впереди двух полицейских и услышала, как один из них обратился к коллеге:

– Оригинальный способ использовать банку, как думаешь?

Ким замерла, и полицейские поравнялись с ней. Она повернулась к говорившему:

– Твою мать, вы что, еще можете шутить?!

– Юмор висельника, мэм, мы вовсе… – на лице констебля появилось недоумение.

Она не дала ему договорить, схватив за обшлага жилета и притянув к себе. И занесла над ним сжатый кулак.

– Ну, хватит уже, – сказал Брайант, хватая ее за руку и толкая в сторону площадки.

– Ну и шутки у тебя, приятель. Очень плохие шутки, – в голосе Брайанта слышалось отвращение. – Радуйся лучше, что это не твоя гребаная сестра.

Ярость, переполнявшая Ким, заставила ее вырываться из рук коллеги, чтобы вновь налететь на бессердечного ублюдка.

– Отпусти! – рявкнула она. – Я ему все кости…

– Нет, – Брайант крепко взял ее за локоть.

– Да чтоб тебя! – рычала Ким.

– Да, можешь кричать, визжать и ругаться на меня, сколько тебе заблагорассудится. Можешь меня даже ударить, если тебе станет от этого легче. Я не стану писать на тебя телегу. Может быть.

– Ты что, думаешь, что ему сойдет с рук то, что он сказал об этой юной, невинной…

– Слова уже не вернешь, даже если ты изобьешь его и потеряешь работу. Да и найти преступника это не поможет.

Брайант отпустил ее только тогда, когда они дошли до машины.

И уже во второй раз за день он посмотрел на нее через крышу «Астры».

– Будет ли мне позволено узнать, почему то, что мы только что увидели, так важно для тебя?

Ким покачала головой и попыталась подавить накатившие на нее эмоции. Ее ответ походил скорее на шепот:

– Нет, Брайант, не будет.

Брайант был настолько любезен, что молчал всю дорогу, пока они мчались вслед за каретой «Скорой помощи» сквозь вечерние пробки.