Ким разжала кулаки, пошарила по карманам и поняла, что ключи остались у Брайанта. Так что спрятаться от этой женщины в машине не удастся.

– Как это ни удивительно для вас, но я могу оставаться профессионалом и выполнять свою работу…

– В этом я ничуть не сомневаюсь, – покачала головой Элисон. – Меня больше интересует, как Брайант ответил на мой вопрос. Это о том, что вы действовали «так, как он и ожидал».

– Брайант вам не солгал, так что не смейте…

– Посмею, потому что могу и потому что именно для этого я здесь и нахожусь. Если вы думаете, что я смирюсь с тем, что у вас полностью отсутствует эмоциональная реакция на происходящее и что это наилучший способ меня обмануть, то вы просто сошли с ума. Отсутствие открытости в ваших действиях заставляет меня еще больше сомневаться в том, что вы способны справиться с этим делом, так что вы только вредите себе, пытаясь убедить меня, что для вас это просто очередное дело. А еще я посмею это сделать потому, что вы мне не босс. Я прикреплена к вашей команде, но…

– Правильно, потому что если бы я была вашим боссом, то вы бы покинули команду, не доработав даже до ланча, – прервала ее Ким, глядя на окна, за которыми трудились остальные члены ее команды. Только что пробило пять часов.

– У меня родственница в больнице, – туманно заметила Элисон.

– А вы знаете, что для поведенческого психолога вы врете на удивление хреново? – заметила Ким. – Но, в отличие от вас, я приму ваш ответ, потому что вы явно не хотите сказать мне правду. Я уважаю ваше желание…

– Послушайте, я вам не враг, – Элисон склонила голову набок. – Вы хорошо знаете себя, а я знаю людей вообще. Я понимаю их поведение, и, нравится вам это или нет, ничего хорошего вас не ждет. И как бы вы ни старались сейчас собрать в кулак ваши физические и психологические возможности, в один прекрасный момент произойдет крах.

Ким вспомнила, как она смотрела в стульчак после того, как убежала из морга.

– Элисон, я не нуждаюсь…

– Позвольте мне закончить. Я не знаю, как вы справляетесь с вашим прошлым – то ли вы отказываетесь его признавать, то ли вы не обращаете на него внимания, а может быть, вы выбираете путь его отрицания – или вы пользуетесь комбинацией из всех трех методов, но я хочу вам сказать, что все эти приемчики и то, как вы с их помощью справляетесь с повседневной жизнью, ничем не помогут вам в борьбе с тем стрессом, который вы испытаете, когда все ваши проблемы выплеснут вам прямо в лицо.

Ким глубоко вздохнула и отвернулась – она в очередной раз разозлилась из-за того, что всем известно, что борьба идет именно с ее проблемами.

– Понимаете, проблема не в том, что вас заставляют вспомнить все это дерьмо. Проблема в том, как вы к этому относитесь. Вы ведь не можете просто вспомнить, а потом благополучно пройти мимо и позволить воспоминаниям вернуться туда, где они прятались до сих пор, – в самые глубины вашего сознания. Для того чтобы раскрыть это дело и выяснить, кто за всем этим стоит, вам придется проанализировать ваши воспоминания, изучить их и препарировать каждое из них в поисках улик и всякого рода вероятностей.

Ким встретилась с Элисон взглядом и удивилась, увидев в глазах женщины эмпатию и понимание.

– Ведь все сводится к тому, чтобы заставить вас вновь пережить все эти ужасы, и, клянусь, в один прекрасный момент вы совершите нечто, о чем потом горько пожалеете.

Только войдя в холл больницы, Элисон смогла забыть про то раздражение, которое вызывала у нее детектив. Попытки убедить эту женщину, что она ей вовсе не враг, оказались пустой тратой времени. Ее слова и советы не достигали цели, и у нее создалось впечатление, что она со стороны следит за машиной, летящей на полной скорости прямо в стену, и не может ее остановить.

Наконец она решила, что сделала все, что было в ее силах, и, назвав свое имя в интерком, прошла в палату.

Валери раскладывала документы на столе.

– Как она? – спросила Элисон.

– Боюсь, все так же. Она все еще ни на что не реагирует, но мы не теряем надежды.

Эти слова обрадовали Элисон.

Она поблагодарила сестру и отошла от стола.

– Хорошо, что ваша мать наконец появилась, – негромко сказала Валери ей вслед.

– Ч…что? – Элисон чуть не споткнулась.

– Сейчас с ней ваша мать. Я подумала, что вас надо об этом предупредить. Иначе с вами мог случиться шок, ведь вы говорили мне, что она умерла.

Элисон почувствовала, что краснеет. Она попыталась придумать, как объяснить эту ложь.

– Не беспокойтесь, – сказала Валери. – Врать вы совсем не умеете. Вам это уже говорили?

«Несколько человек и совсем недавно», – подумала Элисон.

– Простите меня за эту ложь. Я должна была…

– Я все поняла еще в ваше первое посещение, но ведь к ней никто не приходил. Она была совершенно одна.

– Так вы просто позволяли мне ее увидеть?

С полуулыбкой Валери пожала плечами:

– Вы достаточно презентабельно выглядите, а еще я прочитала, что тот, кто на нее напал, арестован. Так что вас ей нечего было бояться.

Элисон никак не могла поверить, что ей, человеку абсолютно чужому, позволяли часами сидеть у кровати жертвы насилия.

– Вы выглядели такой грустной и потерянной, что…

– Вы пустили меня из-за того, что я была грустной?

– Нет, я пустила вас потому, что у меня есть вот это, – улыбнулась Валери и показала на что-то под столешницей.

Элисон заглянула туда. Перед глазами у нее оказался экран, разделенный на четыре части.

– Камера наблюдения?

– Я все время следила за вами.

Элисон даже не догадывалась, что в больнице могут быть такие камеры.

– Послушайте, я не знаю, что вас с ней связывает, но сейчас с ней член ее семьи. И больше вы для нее ничего не можете сделать.

Неожиданно Элисон поняла, что наконец-то появился человек, перед которым она может извиниться и таким образом снять с себя всю эту ношу, которую ей приходилось как цепь тащить за собой, куда бы она ни шла.

– А я не могла бы поговорить с ее матерью?

– Для чего? – уточнила Валери. – Что вы ей можете дать? Вы можете ее успокоить? Как-то поддержать? Или, может быть, после разговора с вами ей станет легче сидеть у кровати дочери, находящейся в таком жутком состоянии?

Подумав, Элисон покачала головой.

– Ну а тогда будет лучше, если вы оставите их одних.

Элисон поняла, что ничего больше она сделать не может.

За исключением одной вещи.

– Ее вещи у вас? – спросила она у медсестры.

– Не уверена, что хочу знать, почему вы об этом спрашиваете, но нет – полиция забрала все, когда ее повезли в операционную.