Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончила – оказалось, что день прошел.
Олег так и не позвонил. Видимо, был жестко занят на отборе присяжных.
Интересно, куда он ее отведет?
Хотя, гораздо более интересно, что он ей предложит. Если, конечно, отведет.
Хорошо бы – руку и сердце, размечталась адвокатесса, отгоняя прочь депрессивные мысли.
Полет фантазии прервал звонок.
Как говорится, сон в руку. Звонил Багров.
– Как дела? – спросил он.
– Не очень, – честно ответила она.
– Что-то с Клюевыми? – обеспокоился Олег Всеволодович.
– Нет, с Клюевыми нормально, – успокоила его Шеметова. – А как у тебя, с присяжными?
– А что с ними будет? – вопросом ответил Багров. – С таким багажом мы любой состав обработаем.
– Ты не ездил? – удивилась Ольга.
– Не получилось, – ответил тот. – На весь день завис. И вернусь, видимо, поздно.
– Где завис? – не поняла Шеметова.
– Понимаешь, позвонил Витька Бортников, может, помнишь его.
– Трудно вспомнить то, что не знаешь, – по Ольгиному сердцу, обрывая дыхание, медленно катилась волна холода.
– Да не злись ты, – попытался оправдаться Багров. – Витька, мой одноклассник. Он сказал, что ребята сегодня собираются, кое-кто в Москву специально прилетел, из Германии, из Израиля, даже из Штатов. Всех же разбросало, ты знаешь.
– Да, знаю, – согласилась адвокатесса. – Всех разбросало.
– Ты что, обиделась? – некачественно изобразил удивление гражданский муж. Впервые за все время отношений Ольге захотелось поименовать его именно таким бранным для любого адвоката словом.
– Нет, что ты.
– Вижу, обиделась. Ну, постараюсь пораньше прийти.
– Насколько – пораньше? – спросила она. – Поход в ресторан отменяется? Я могу вечером сама распорядиться?
– Ах, вот ты о чем, – похоже, любимый только сейчас вспомнил об обещанном судьбоносном вечере. Впрочем, – Ольга всегда старалась рассуждать справедливо, – он и не обещал ей его судьбоносности. Это уж она сама додумала, в приятном для мыслей направлении.
– Не злись, Оль, – попытался снизить накал переживаний Багров. – Юбилей же – вещь условная. Можно отметить на день позже. Или на неделю. Кстати, ты еще на практику к нам приходила. Получается, десять лет и три месяца.
– Точно не юбилей, – согласилась Шеметова. – Можно совсем не отмечать. – И повесила трубку.
А поскольку в конторе по позднему времени оставалась лишь она, то позволила себе коротко всплакнуть.
Длинно – не позволила, затаила слезы внутри.
На часах было 19.30, и она еще могла попробовать заглянуть к Галине Дмитриевне Стрешневой, женщине с откушенным Шеметовским доверителем ухом.
Мало, конечно, вероятности, что эта встреча закончиться чем-то путным, но и не попробовать нельзя: теорию сеятеля никто не отменял. Теория же предельно проста: лезь во все дырки, нагибайся за каждой мелочью, суйся в любую щель. Короче, рассыпай зерна, где придется, авось, какое-то прорастет.
После такого дня гулять пешком не хотелось вовсе. К тому же время поджимало. И так неизвестно, примет ли ее Стрешнева. А уж среди ночи – и подавно. Шеметова вызвала такси.
Вот и дом незадачливого прапорщика.
Ольга сверилась с записанным в мобильнике адресом, набрала код и вошла в чистенький подъезд.
Дом был не новый, но внутри ухоженный. Как положено, сказал бы в таком случае Петр Иванович.
А вот и нехорошая квартира, в которой людям откусывают уши.
Ольга постояла секунду перед дверью, дабы полностью удалить из сознания фривольные обороты, связанные со вчерашним прискорбным происшествием. Потом позвонила в звонок.
Не сразу, но дверь приоткрылась.
– Вы к кому? – спросила неприветливая дама. Непричесанные волосы ее спутались, глаза красные, заплаканные. Правая сторона головы закрыта марлевой повязкой.
Смеяться Ольге Шеметовой расхотелось полностью.
– К вам, Галина Дмитриевна.
– По какому вопросу?
– По вчерашней беде.
– Вы – его юрист? – догадалась та и попыталась закрыть дверь. Но почему-то не стала этого делать.
Может быть, из‑за прозвучавшего слова беда. А, может, что-то увидела в Ольгиных глазах. Наверное – сочувствие.
– Уговаривать будете, чтоб заявление забрала? – усмехнулась та.
– Вообще-то, за этим и пришла, – честно созналась адвокатесса.
– Не выйдет, – отрезала та. – Только тюрьма. И пусть операцию мне оплатит. Косметическую.
– В тюрьме на операцию не заработать, – вздохнула Шеметова. – К тому же ему летом еще одну операцию оплачивать.
– Только не говорите мне, что он жутко болен, – улыбнулась Галина, но какой-то кривоватой улыбкой.
– Он здоров, как бык, – вновь сбила ее со злых мыслей гостья. – У его приемного ребенка собаки изуродовали лицо. Еще до того, как пацан попал к Бойко. Летом предстоит пластика, вот он и собирает деньги.
– Приемный ребенок? – удивилась Стрешнева. – Это вы на жалость бьете? Да и с чего бы это он взял ребенка?
– Так получилось, – без особого желания начала печальную историю адвокатесса. В принципе, это играло ей на руку. Но рассказывать несчастной женщине о несчастном ребенке почему-то не хотелось.
– Ладно, проходите, поговорим, – сказала Галина, наконец-то пропустив гостью в злополучный коридор. Старинный телефон, с диском и обрезанным проводом, стоял на своем прежнем месте, на тумбочке. – Что у вас в пакете? Я ничего подписывать не буду.
– Там торт, – сказала Ольга. – «Прага». Полукилограммовая. Я с утра ничего не ела. Думала, если пустите, чаю попьем.
– Считайте, пустила, – сказала та. Злость сошла с ее лица, но других чувств так и не появилось. Безжизненное лицо было сейчас у Галины Дмитриевны Стрешневой.
Она убралась со стола в большой кухне, включила чайник, поставила чашки с расписными цветами и дощечку с ножом.
– Давайте вашу «Прагу», – сказала она. Ольга достала из пакета картонную коробку.
– Думали, небось, что придете, а там ведьма с оторванным ухом, так? – спросила Стрешнева, попутно доставая блюдца, ложки и лопаточку для торта.
– Да, примерно так, – сделала Шеметова признание, от которого, возможно, следовало бы воздержаться. Однако бури и взрыва не последовало. Точнее, были и буря, и взрыв. Но не как следствие Ольгиных слов, а как итоги Галининой жизни.
– Что этой сволочи я не дала? Ну что? – она говорила негромко, но это, конечно, был крик. – Тело? Имел, когда хотел. Его капризы? Пожалуйста! Ни одна шлюха так не старается, как я за бесплатно! Я что, о деньгах его мечтала? Я не меньше получаю. Я семьи хотела. Ребенка, пока не поздно. Счастья, – тут уже Галина Дмитриевна обильно перемежала слова со слезами. Причем слез было больше.