Шеметова достала телефон, нажала на зеленую кнопку. Успев предварительно посмотреть отраженный номер – это была доверительница по делу усыновления мальчика. Ольга даже заволновалась: какие там могли быть новости, чтоб так настойчиво названивать? Это они от нее должны ждать новостей, а не наоборот.

– Ольга Викторовна, здравствуйте! – послышался голос Неонилы.

– Добрый день, Неонила, – отозвалась адвокатесса.

– У нас беда, выручайте! – расплакалась она прямо в трубку.

– Что с мальчиком? – напряглась Шеметова. – Она его забрала?

– Нет, с Мишкой порядок. Только не знаю, куда его сейчас деть.

– Так что случилось? – адвокатесса остановилась в месте потише. Ее весенний настрой улетучился, быстро и безвозвратно: она так и не научилась спокойно относиться к проблемам своих доверителей.

Дальнейший разговор выглядел отрывком из любимого библиотекаршей Кафки.

Шеметова никак не могла понять, причем здесь ухо, ребенок же укушен за лицо. Поняв, что ухо женское, опять не могла врубиться, чье. И, главное, кто его откусил.

Когда же плачущая Нила, срывающимся голосом с третьего раза все это расставила на места, с Ольгой Викторовной чуть не случился припадок нервного смеха.

Нет, она сразу поняла, что дело здесь вышло не веселое, а скорее трагическое. Но представить всерьез, как тихий Петр Иванович набрасывается на неведомую тетку и откусывает ей ухо, было просто невозможно.

– Только не бросайте нас, пожалуйста, – жалобно сказала Нила, неверно расценив ее затянувшееся молчание.

После краткого обдумывания ситуации смеяться уже не хотелось вовсе.

Как бы там что ни произошло, но любое обвинение прапорщика в преступлении, связанном с насилием, да еще повлекшим увечья, резко уменьшит шансы этой семьи остаться вместе со своим сыном.

– Я берусь за дело, – сказала Шеметова. – Подъезжайте в контору, заключим официальный договор, чтобы я могла представлять ваши интересы. Заодно поподробнее расскажете о случившемся.

– Не смогу, Ольга Викторовна! – в слезах объяснила та. Оказалось, что в Мишкином садике сегодня ночью случилось возгорание плиты на кухне, и пожарные опечатали посещение до устранения неисправностей. Родителей обзвонили рано утром.

– А Петр Иванович? – спросила адвокатесса, уже предвидя ответ.

– Он до сих пор в участке, – сдерживая слезы, сказала Нила. – Они его не отпускают.

Так.

Все планы побоку.

Перезвонила Багрову, чтобы на отбор присяжных поехал он один, она не сможет.

В контору тоже не пошла. Вместо этого заскочила в кафешку, заказала чашку кофе, чтобы поправить спутанные мысли, и по вай-фай вышла в интернет. Отделение полиции нашла за пару минут. Записав адрес и допив кофе, направилась вызволять несчастного прапорщика.

Там все оказалось непросто, ибо уже существовало заявление потерпевшей, Галины Дмитриевны Стрешневой. В нем живописалось о попытке ее убийства, острых ножницах и страшных зубах невменяемого соседа по квартире. А покушение на убийство – статья довольно серьезная.

К счастью, руководство в отделении оказалось разумным, да и Петр Иванович, даже потрясенный последними событиями, никак не выглядел злодеем.

Правда, он при Шеметовой никак не хотел объяснять причину своей нечеловеческой ярости.

Ольга, кое-что заподозрив, специально вышла на пять минут из следственной комнаты, чтоб дать двум немолодым мужчинам откровенно объясниться.

Когда вернулась, майор действительно выглядел подобревшим. Что, впрочем, не отменяло тяжести вменяемого бывшему прапорщику деяния.

– Отпущу под подписку, – наконец, принял решение полицейский. Этому способствовала, кроме адвокатессы, Неонила, все-таки пришедшая в участок с Мишкой. С собой она принесла документы мужа, его боевые награды и даже вырезку из старой газеты, в которой рассказывалось, как Петр Иванович Бойко, рискуя жизнью, вывез на плавающем БТР из зоны затопления четырех одиноко живущих стариков. Перед этим высадив, чтобы не рисковать парнем, солдатика-срочника из‑за рычагов, и сев за них сам.

В общем-то, все было понятно.

Однако безоблачного юридического будущего не предвиделось. А предвиделась кропотливая работа по сбору фактов и фактиков, которые могли бы доказать, что поступок Бойко – не акт насилия и садизма, а инстинктивный ответ на страшную боль. Которое, в свою очередь было вызвано противоправными действиями потерпевшей. Работа по паре вышеприведенных фраз предполагала кучу потраченного адвокатского времени.

Неонила была готова расстаться с немногочисленными драгоценностями, а может, и с квартирой, лишь бы Петр Иванович не попал в тюрьму. И, что было взаимосвязано, лишь бы Мишку не забрали из их рук.

Однако, сейчас дело было не в деньгах. Или, по крайней мере, не только в них.

Главное заключалось в том, что Шеметова нынче просто не имела в своем распоряжении немыслимой уймы свободного времени, которое неминуемо уйдет на сборы тех самых, необходимых для оправдания прапорщика, фактов и фактиков.

Впрочем, если работа невыполнима, но ее нужно делать, то надо делать.

Хорошо уже то, что в отделение полиции они вошли втроем, а вышли вчетвером. Петр Иванович подавленно улыбался, понимая, что стал слабым звеном в их и без того не ударном фронте.

– Я не мог ничего сделать, – тихо сказал он. – Я даже не помню, как это получилось.

– Ладно, разберемся, – вздохнула Шеметова. – Мне надо еще со Стрешневой встретиться. Может, удастся наладить контакт.

– Не удастся, – тихо сказал прапорщик.

На перекрестке двух улиц они разошлись. Ольга двинулась к остановке трамвая – неторопливая пешая прогулка, на сегодня, в силу обстоятельств, была закончена.

По дороге оглянулась на спутников.

Они шли втроем по пустому тротуару, Нила справа. В середине Мишка, державшийся за руки папы и мамы. Слева – непривычно сгорбившийся прапорщик, отец семейства.

«У них, конечно, беда, – подумала Шеметова. – Зато они семья. Беда пройдет, семья останется. А у меня что в жизни есть?».

Полдня прошло. Багров до сих пор не звонил, и место судьбоносной – возможно – вечерней встречи так и не назначил.

Утреннее счастливое настроение исчезло без следа.

Может, и хорошо, что в данный момент у нее нет выбора, а то бы пошла к себе домой и наревелась вволю. А так для депрессивных проявлений просто нет времени.

Весь оставшийся день Шеметова впахивала за троих, даже Томский удивился. Он уже дважды сходил за пончиками, пока суровая супруга-виолончелистка не видит. Ольга же не вылезала из‑за стола: писала, звонила, получала мэйлы, распечатывала их, делала копии, подшивала в тома.