— На мечах, на кулаках, на магии? Выбирай.

Коул нерешительно переступил с ноги на ногу и его взгляд невольно зацепился за эти самые упомянутые кулаки. Весьма немаленькие, надо сказать. Потом скользнул по черным ножнам меча — потрепанным и совершенно не похожим на парадные, которые носят только для церемониальных мероприятий.

Джереми сглотнул.

Молчание затягивалось, и окружающие с замиранием сердца ждали его ответа. Кажется, все уже поняли, что шутка вышла за грань шутки.

— Магия! — выдавил из себя Джереми. — После той несуразицы вместо огней, которые ты смог показать преподавателю на лекции, я бы конечно пожалел тебя и не стал рук марать… у нас слишком разные весовые категории… но ты сам ее упомянул! А дурные манеры надо исправлять. Так что… на магии!

Улыбка голодной акулы превратилась в улыбку акулы, предвкушающей сытный обед из пяти блюд.

— Посторонние — освободили место. Маэлин, тебя тоже касается.

Жесткие приказы Морвина заставили мои ноги сами понести меня прочь. Для остальных присутствующих эффект был такой же.

В центре дворика остались только неподвижно стоящий Морвин, да Джереми, который еще пытался храбриться и поспешно закручивал вокруг себя воронку смерча.

А потом мой огненный маг небрежно встряхнул кистями рук, повел нетерпеливо широкими плечами… и я увидела, как черный узор на его теле, что змеился по шее над расстегнутым воротником, наливается рыжим светом.

Вспыхнула, обуглилась и облетела пеплом под ноги многострадальная форма с верхней половины тела. Темное пламя на коже, которое не скрывали больше мешающие тряпки, яростно вспыхнуло, и жгучие искры потекли лавой по изогнутым линиям рисунка.

Кажется, до Джереми начало доходить, что он проглядел какой-то подвох. Жаль, что поздно.

Пламя сорвалось с рук Морвина, прочертило дорожки по земле, выжигая все на своем пути. Походя оно смело, как былинку, жалкий смерч Джереми, обогнуло его ноги и взметнулось к небу огненной стеной.

Парень оказался в сплошном кольце ревущего пожара.

Взвизгнула рыжая и бросилась прочь — наверняка, звать кого-то из преподавателей. Все, кто сидел, вскочили со своих мест, прикрывая ладонями лица от потоков раскаленного воздуха, что волнами устремился от места, где неподвижной скалой замер огненный маг. А потом кинулись кто куда — под спасительные прохладные своды Академии. Через пару мгновений дворик опустел.

Я втянула расплавленного воздуха, задохнулась и «отмерла».

Бросилась вперед, всем телом прижалась к своей любимой спине, пылающей огненным узором, обхватила Морвина руками. Вокруг нас распахнулась Сфера, разрубая дорожки пламени, прибивая его к выжженной земле, в секунду выстуживая воздух до колких снежинок.

— Все… все… тише! Тише… — пробормотала я, приникнув щекой к трепещущей раскаленной коже.

Напряженные руки Морвина медленно опустились.

Огненное кольцо вокруг бедняги Коула погасло. Я осторожно выглянула из-за спины, основательно скрывающей обзор — парень не пострадал, если только не считать духовного здоровья. А еще шикарные волосы оказались опалены до самых ушей. И уши, больше не скрытые под прической, оказались… и правда очень длинные и лопоухие.

— Урок… усвоен? — процедил победитель магической дуэли. Джереми слабо кивнул, а потом вздрогнул и дал стрекача.

Мои тонкие запястья, сомкнутые на животе Морвина, накрыла и сжала широкая ладонь. Спина под щекой ходила ходуном от тяжелого дыхания, которое постепенно выравнивалось. Раскаленная температура кожи медленно снижалась.

— Прости, Маэлин. Слегка…. Погорячился.

Да уж… Подумала я, окидывая взглядом выжженную площадку в центре двора, искореженные клумбы и потрескавшийся фонтан, в котором выкипела вся вода.

Я вздохнула.

— Ничего страшного, это все можно починить… иначе зачем еще нам факультет бытовой магии? Просто зря ты показал весь свой потенциал.

Спина под моей щекой завибрировала от тихого смеха.

— Глупенькая. Ты права думаешь, что это весь потенциал?

Мда уж. Что за мага я умудрилась из другого мира притащить?.. Такого, уникального.

Мы помолчали.

— Спасибо.

— М-м?

— Ну, что вступился. Не следовало, конечно… но мне жутко приятно.

Я едва удержала безрассудное желание поцеловать эту преступно красивую спину… и тут опомнилась. Мамочки! Что ж я делаю?! Я же веду себя в высшей степени неприлично! Да еще у всей Академии на виду!! А если кто выглянет во двор? А я… а мы…

Немедленно отпрянула, но рука, сжавшая мое запястье сильнее, не дала уйти далеко. Дернула и развернула на себя, лицом к лицу.

— Какое-то неинтересное у тебя спасибо, Ледышка!

Горячка боя, пусть и такого короткого, все еще пылала в его взгляде. А на моей щеке по-прежнему горело огненным цветком прикосновение его кожи, постепенно охватывая меня всю волной жара. Что же будет, если два этих пламени сплетутся в одно? И так страшно, и так хочется узнать.

А потом в наше осторожное, замершее на полпути друг к другу молчание врывается звук гонга. Вздрагиваю, прячу взгляд под ресницами и пытаюсь вызволить руку из плена.

— Нам… пора.

— Мы все равно опоздали.

— Увидят.

— Пусть. Я и так уже демаскировался.

— Морвин!

— Ледышка, чего ты боишься? Меня?

— Нет, я… просто…

— Просто иди ко мне.

Хват сильных пальцев на запястье становится мягче, нежнее, и я не выдергиваю руку вовсе не потому, что не могу.

Вернее, я действительно не могу. Но — по другой причине. Моя причина расцветает в сердце как волшебный сад. Оплетает тело шипастой сладкой болью — как те ветви пурпурной розы, что осторожно выглянули из убежища и медленно, тягуче-изящно увиваются снова по стенам и опорам колонн.

В романах, которые я читала, все было по-другому. Долгие, трепетные ухаживания. Разговоры под луной. Подарки, букеты, кружевные зонтики, комплименты… «Знакомство с внутренним миром», «давай узнаем друг друга получше…», «позвольте познакомиться с вашими папенькой и маменькой…». Да, я в тайне тоже иногда позволяла себе помечтать о каком-нибудь галантном кавалере, и что у меня тоже будет все именно так.

А вот теперь оказывается, мне ничего этого не нужно. Мне просто нужен один отчаянный, непонятный, вчера еще чужой мужчина. Весь и сразу. И «узнавать» его не хочу — потому что у меня такое чувство, словно и без того знаю всю свою жизнь.

И что же я буду делать со всем этим безумием, когда он вернется в свой мир? Не иметь и просто отпустить — или же потерять и точно знать, что потеряла… Что будет больнее? Конечно, второе.