— Я хотела бы показать вам глиняную модель, — нашлась я с продолжением диалога. — Не могли бы вы попросить Карличека принести лампу?

— Он занят более важным делом, — ответил барон тут же. — Готовит для вас ванну. От горячего молока я вас, так уж и быть, избавлю… А горячая картошка на ваше усмотрение…

Голос без эмоций, так что самой придется решать, где тут затерялось слово "лопата".

— Мне все равно нужно взять свою одежду, — продолжила я ему в тон. — У меня не получится сделать это в полной темноте, и я не хочу утруждать вас просьбами…

— Вера, вы ничем меня не утруждаете. Довести вас до ширмы за ручку или поиграем в "холодно-горячо"?

Он без сомнения улыбнулся, а я сжала губы.

— Я не любила эту игру даже в детстве.

— Я в курсе уже, что вы никогда и ничего не любили, и я не прошу вас полюбить сейчас. Я лишь спрашиваю, довести вас или направить? В данный момент я большего сделать для вас не могу — ключ от мастерской у вас, да и генератор выключен. Что вы от меня хотите?

— Ничего, — ответила я твердо и честно.

Я уже больше ничего от него не хотела. Только получить возможность сказать ему "прощайте, не поминайте лихом", но это будет не так скоро. Дня через три в лучшем случае, если никто не будет выключать в мастерской генератор без моего на то согласия.

Я отпустила пиджак, и барон не остановил меня, когда я сделала шаг в сторону. Шуба не грела и очень стесняла движения. Я скинула ее прямо на пол и выставила вперед руки — наткнуться можно на шкаф, дверь в мастерскую и ширму, которая располагалась в образуемом ими и углом комнаты треугольнике. И я не ошиблась. Под пальцами оказалась ткань, я дошла до деревянной рамы и шагнула за нее. На полу аккуратной стопкой лежала моя одежда. Я скоро все научусь делать с закрытыми глазами!

— А что мне сделать с платьем? — задала я сейчас, пожалуй, единственный мучивший меня вопрос. Все остальные я приберегу для карлика. — Я его порвала,

— поспешила я поставить барона перед фактом убытка.

— На данный момент, умоляю, оставьте его на себе!

Барон ответил так быстро, и так близко, что я в ужасе попятилась в угол, прижав одежду к груди.

— А завтра я сошью из него наряд для куклы, — сообщил Милан уже откуда-то сбоку, и я поняла, что в испуге выскочила из-за ширмы. — Так что, прошу вас, не расстраивайтесь из-за подобного пустяка.

Я не так чтобы уж сильно расстроилась, но напряглась — выходит, над куклой мы будем работать вместе. И это правильно — барон классифицировал мои отношения с Зингером как нелюбовные. И это даже хорошо — работа будет закончена вовремя. Но лучше ускорить процесс.

— Может, мы повременим с ванной? — спросила я барона, заглядывая, скорее всего, ему в лицо. — Если вы все-таки способны сейчас взглянуть на то, что у меня получилось, то я могла бы сделать первый слепок, а завтра второй. Не забывайте, как здесь влажно и холодно — папье-маше будет сохнуть довольно долго.

— А вы куда-то спешите?

Вопрос был задан в лоб. Мой. Барон сделал шаг и уткнулся в буфер, образованный моей одеждой. Сказать ему правду? Не стоит — она может ему понравиться, а может разозлить, а эти оба чувства ему, по словам карлика, противопоказаны.

— Я просто привыкла работать быстро, — прошептала я, когда почувствовала через перчатки пуговицу на жилетке барона. — Но сейчас, даже если вы не позволите мне разводить гипс, я хотела бы знать, насколько мне удалась модель.

— Она вам удалась на славу. Я ее успел рассмотреть, когда вы ругались со швейной машинкой. Знаете, Вера, мне очень нравится наблюдать за вами, когда вы меня не видите. Вы тогда более естественная, что ли. Не играете в..

Он замолчал, и я запретила заиндевевшему мозгу искать возможные продолжения фразы. И он закончил сам.

— В моего друга. Не надо этого делать, Вера. Я прекрасно знаю, какие чувства вызываю в вас. Мне не обидно, нисколько. Я наоборот радуюсь каждой минуте подле вас. Вы, пожалуй, первая женщина после моей матери, которая открыто смотрит в мое лицо и не пытается отвести взгляд, хотя вам и противно.

— Мне не противно! — почти выкрикнула я и попыталась сдержать дыхание, которое показалось мне слишком шумным. — Милан…

Я выдержала паузу, чтобы понять, дозволено ли мне обращаться к хозяину особняка по имени. Барон промолчал, и я продолжила:

— Вы переоцениваете урон, который нанесли шрамы вашему лицу. Они не придают вам красоты, не буду спорить, но они и не обезображивают вас. В конце-то концов, вы же не нарцисс, плачущий при первых серебряных нитях в волосах и морщинках вокруг глаз. Вы же не лица своего боитесь, вы боитесь отвращения в людях. Так вот, его у меня нет, не было и не будет!

— Тогда поцелуйте меня.

Я не успела вздрогнуть от просьбы, потому что мои плечи утонули в больших ладонях барона.

— Только тогда я поверю вам, Вера. Поцелуйте так, как вы бы поцеловали мужчину, который вам не противен.

Я сжала губы. На всякий случай. И только чудом сумела произнести фразу:

— Я не могу этого сделать.

Милан сразу убрал руки, но не отступил даже на полшага. Я продолжала чувствовать пуговицу его жилетки. Даже, наверно, сильнее, чем прежде.

— Ну вот и ответ, Вера. У вас не получилось солгать.

Я зажмурилась. Даже не знаю, зачем мне потребовалось это делать в полной темноте.

— Вы снова не поняли меня, Милан, — я старалась не дышать, потому что голос и так выходил хриплым, даже сиплым. — Поцелуй — это слишком… Я…

— Никогда не целовалась без любви, — закончил за меня барон почти что моим голосом. — Вы решили меня рассмешить, Вера?

Голос был прежним. Его. Лишенный эмоций. Отлично. У меня тоже легко и пусто на сердце.

— Я никого ни разу не поцеловала первой.

— Так что же вас останавливает сделать это в первый раз? Брезгливость? Даже в темноте вы не можете отогнать от себя мой образ?

Я бросила одежду — вернее сказать, швырнула ее к ногам барона вместе со всей своей злостью. И чуть было не вскричала: "Да чтоб вы провалились!" Зато вскинула руки и, вместо плеч, схватилась сразу за его шею. Барон по-прежнему стоял истуканом, даже из вежливости не нагнулся ко мне, и пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до губ — мягких, теплых и крепко сжатых. Мучитель давал мне возможность опуститься с носка на пятку, убрать руки и сказать, что я исполнила его желание. Или это провокация, чтобы снова дать мне словесную оплеуху? Сейчас заявит, что я поцеловала его не так, как поцеловала бы мужчину, который мне нравится.

А я просто не знаю, как поцеловала бы такого мужчину! Скоро год, как я ни с кем не целовалась, а поцелуи с Толиком мне не хотелось вспоминать ни под каким предлогом. И его губы никогда не были такими… Такими… От которых бы не хотелось в первый момент отстраниться. Наверное, я просто забыла, что мне было с этим козлом когда-то хорошо. Я сумела вычеркнуть его из памяти своего тела. Так пусть этот поцелуй с бароном станет действительно моим первым осознанным поцелуем, в который я вложу все свои девичьи грезы о сказочном принце ка белом коне. Пусть здесь нет никакого принца, сказкой даже не пахнет, а конь ускакал, но такого мужчины, как барон, у меня не было и никогда не будет. И я дарю этот поцелуй не ему, а себе.