С этого дня я отчетливо осознала: если в Академии тока и шока что-то лежит, покоится с миром, или висит, или даже прибито, оно непременно куда-нибудь грохнется. И произведет такой беспорядок, какой не всякой армии под силу. Словно предметы, вещи и мебель за долгое время нахождения в вузе впитывали не только остаточную магию, для чего их и снабжали бронзовым крошевом или просто отливали из этого металла. Казалось, вместе с остатками ауры самых диких и буйных студентов, что я встречала за годы преподавания, вещи, мебель и предметы обихода впитывали неутомимый, неукротимый оптимизм и полную неспособность оставаться на месте. Не говоря уже о неспособности воздерживаться от разрушений.

Маятник и шкаф встретились с гулом, звоном, шуршанием книг и методичек. Лаборантка шарахнулась подальше от шкафа. Тот зашатался и выплюнул в воздух ворох методичек, десятки учебников, грузы, запасные диски с шарами.

Несколько методичек красиво распахнулись, словно изображали птиц в полете, и сели прямо на головы таллинов. Скандры с соседней парты прокомментировали:

– Отлично смотритесь, как деревья со скворечниками. Главное, чтобы дятлы не поселились в домиках и не выбили в башке несколько дырок…

Таллины проскрежетали забористые ругательства, опасливо обернулись в мою сторону и, встретив взгляд, достойный василиска, замерли, не снимая с затылка методичек.

– Нет, ну а что? Может быть, знания перетекут в их головы из этих книжечек…

Я не успела заметить студента, который решил поупражняться в остроумии вместо упражнений по механике и термодинамике. Меня отвлекли – быстро и напрочь.

Тяжелые бронзовые шары и диски моментально разлетелись по аудитории и сбили с ног скандров, что повскакивали с мест, чтобы получше разглядеть представление.

– Вот! На занятиях стоять не полагается! – сообщила им довольная лаборантка-леплерка. – Даже запчасти – и те запомнили! И не смотрите, что вещи безмозглые! Поумнее некоторых, как выясняется! Пора бы и вам усвоить эту истину. Пока лежать и отжиматься не заставили.

Студенты почти рухнули на скамейки, но один случайно задел ногой столик с десятилитровыми стеклянными цилиндрами, доверху залитыми касторовым маслом. Туда учащиеся кидали шарики, чтобы определить вязкость жидкости. Цилиндры закачались, поехали, приплясывая, со звоном чокнулись и даже обменялись капельками масла, как порядочные бокалы. Мы с лаборанткой метнулись к установкам в тщетной надежде поймать их до падения. Но буйные цилиндры сдаваться не собирались. Снова чокнулись с отчетливым звоном – почти по-русски сообщили «дзинн-житесь», то ли сочувствовали, то ли предупреждали – и дружно попадали на край столешницы. Я зажмурилась, с ужасом ожидая, что стекла полетят в разные стороны. Но академическое имущество делали, видимо, из каких-то особенных материалов. Варвароустойчивых, не иначе… Уж если вещи выдерживали учащихся – легкое падение переносили без ущерба.

Цилиндры выплеснули на пол масло – да так, словно из пушки палили, и трое сальфов поскользнулись на жидкости. Зря они встали, поддались любопытству. Сальфы стремительно полетели по аудитории, усиленно пытаясь затормозить о парты. Они так лихо размахивали руками, что слишком часто попадали в товарищей. Те в долгу, конечно же, не оставались. Терли фингалы, синяки и шишки и придавали сальфам ускорение. Парты, слава богу, оказались прибиты к полу и даже к стенам намертво.

Сальфы сделали круг почета, облетев всю аудиторию по периметру. Их неудачные попытки остановиться заканчивались новыми толчками одногруппников, которые мстили за полученные затрещины.

– Вот, ребята, сейчас вы наблюдаете, как ослабление силы трения, наличие мощной кинетической энергии и полное отсутствие мозгов и координации приводит к долгому и бесславному путешествию, – сообщила потоку веселая леплерка, пока я ошарашенно наблюдала за случившимся. – Физика порой убийственная наука!

Сальфы доехали до гигантских камертонов, видимо, для исследования волн и колебаний. Звон, в котором отчетливо слышалось «Во-от вам-м-м!», сообщил присутствующим, что они уже встретились, и неосторожные сальфы стремительно отправились в путь обратно. А что тут поделаешь, если камертоны размером с человека или даже с леплера. И при ударе отвечают соответственно – не хуже, чем учащиеся, скандры с мрагулами.

– Теперь вы видите силу искусства! – ткнула в несущихся сальфов леплерка. – Музыка – вещь ужасно мощная!

– Вы хотели сказать – ужасная? Сальфы совсем не умеют играть ни на камертонах, ни на барабанах. Имею в виду – головы варваров, – проскрипела таллинка с задней парты.

Наконец сальфам удалось притормозить. Их крутануло, как и положено, и ребята уселись на колени к скандрам.

Три бравых и неподвижных варвара нервно заморгали, захлопали ресницами, и мрагул с соседнего ряда радостно пробасил:

– Ну что? Все правильно. Сальфы как бабы. Вот и стремятся поскорее на ручки.

Гогот варваров взорвал аудиторию, ударил по ушам похлеще гонга. Теперь понятно, почему наш ректор делал объявления столь громогласно. После нескольких занятий с местными учащимися преподы спокойно могли не услышать даже бой большого церковного колокола. Леплерка тем временем нажала на кнопку, которая пульсировала на стене красным. Я решила – пытается вызвать медиков, для исцеления от истеричного хохота. На худой конец – МЧС, группу мощных человекообразных сотрудников, способных усмирить десятки вандалов, спасти малую толику лабораторного оборудования…

Но в аудиторию ворвались бравые уборщицы. Таллинки сориентировались легко и без паники. Заскользили, правда, по маслу стремительно, но принялись швабрами тормозить движение. Не знаю, какие волшебные моющие средства использовали в Академии тока и шока, но пол переставал скользить моментально. Таллинки пролетели через всю аудиторию, схватились за струны еще одной установки, для изучения стоячих волн, и лихо крутанулись обратно, к выходу. Несколько таких нехитрых поворотов – от одной струны к другой, к третьей и обратно, – и уборщицы полностью затормозили. Струны громыхнули – низко и гулко, словно десятки водопроводных труб вдруг прорвало в одно мгновение.

Сальфы вскочили с колен скандров и рванули на собственные места за партами. То ли так подействовала сила искусства, то ли огромные кулачищи варваров. Но лаборантка и тут не растерялась, откомментировала, хитро прищурившись:

– Видите, как действуют стоячие волны! Нам бы, конечно, сидячих немного. Чтобы студенты не вскакивали с мест… Но тут, боюсь, даже физика бессильна…

Уборщицы времени даром не теряли. Вытерли остатки масла с пола, синхронно переступили путешествующий маятник, позволив ему врезаться в стену и отлететь обратно к шкафу, и отдали мне честь, почти как генералу.

Маятник со шкафом негромко поздоровались и в воздух вылетели десятки пинцетов. Что они делали в шкафу лаборатории, наверное, одному Айливерту ведомо… Только приземлились пинцеты аккуратно в прически ближайших студентов-мрагулов. Те резко выпрямились, перестали хохотать и замерли, будто мгновенно окаменели.