– Вряд ли успели отреагировать, – махнул рукой Громов. – И вряд ли полезут – они-то как раз не дураки. Да и на станции заваруха начинается. Двинули?

– Вперед! – Сергей с успевшей выработаться сноровкой нырнул в кузов бронетранспортера. – А то там без нас все вкусное съедят.

Воодушевленные быстрой и бескровной для себя победой, его бойцы с энтузиазмом последовали за ним. Бой еще не закончился, со стороны железнодорожной станции доносилось уханье взрывов и частая трескотня пулеметов. Мартынов, похоже, тоже использовал фактор внезапности на всю катушку, но как долго удастся играть в одни ворота, оставалось только гадать. Все же немцы хорошие солдаты, и недооценивать их не стоило.

Когда их отряд подъехал к старенькому, дореволюционной еще постройки вокзалу, бой там бушевал вовсю. Фрицы, оправившись от первой, самой страшной атаки, заняли-таки оборону и азартно стреляли по нападающим. Хорошо еще, они, похоже, не догадывались о том, что превосходят нападающих численно. Впрочем, последнее обстоятельство нивелировалось наличием у русских большого числа бронетехники, да еще тем, что снарядов они не жалели. Мартынов пока что мог позволить себе воевать богато, а потому расходовал боезапас, а не жизни своих людей. Громыхали танковые орудия, смачно лупили трофейные «ахт-ахт», звонко лопались мины, а тридцатисемимиллиметровые зенитки работали пускай и не по специальности, но достаточно эффективно, буквально вынося тех немецких пехотинцев, что залегли под вагонами, используя в качестве укрытия толстые колесные диски. И все равно, бой развивался тяжело.

Момент для атаки, откровенно говоря, оказался не очень удачным, просто тянуть после захвата комендатуры было невозможно. В ином случае Мартынов предпочел бы подождать Да, железная дорога была заблаговременно и вполне надежно блокирована – в обе стороны ее вывели из строя, не просто подорвав рельсы, а стянув с насыпи и утащив в болота по нескольку десятков метров путей с одной стороны и захватив мост с другой. Ожидать подкреплений немцам не приходилось, но и без них три эшелона с войсками, находящиеся здесь, выглядели крепким орешком. Хорошо еще, дисциплинированные немцы, ожидая отправления, в самоволки не бегали и, в подавляющем большинстве своем, находились здесь же. И в первые минуты боя опытный Мартынов использовал эту скученность и неразбериху на полную катушку.

Все три эшелона, в упор расстрелянные танками и причесанные из пулеметов, ярко горели. Потери немцев были колоссальными. Вдобавок те солдаты, которые ехали в этих эшелонах, с русскими пока не воевали. Может, они прошли Францию, Польшу, Чехию и прочие Бельгии, но как умеют драться русские, на своей шкуре немцы испытали впервые. Вряд ли им это понравилось.

И все же, пережившие самые страшные первые минуты, немцы довольно быстро справились с паникой. Нашлись толковые командиры, да и учили солдат на совесть. Геройствовать они не лезли, но оборону организовали грамотно. Сколько бы их еще пришлось выковыривать, оставалось лишь гадать, но как раз в этот момент подоспела группа Хромова. Немцы приняли ее за долгожданное подкрепление – немецкая техника, немецкие мундиры… Человек вообще склонен верить в то, что хочет увидеть. Даже свои в первый момент перепутали – несколько снарядов прошелестели над головами. Но удар во фланг разом расставил все точки над «ё», и немецкая оборона посыпалась, как карточный домик.

Сергей шел в атаку вместе со своими людьми, в пешем строю. Возможно, это было неправильно. Даже скорее всего неправильно – командир должен управлять боем, а не поднимать солдат в атаку. Но об этом он подумал уже после, а пока руки ощутили привычную тяжесть винтовки, и он выпрыгнул из бронетранспортера, чтобы, пригибаясь, рвануть вперед, держась в одном строю с остальными. Хорошо еще, бежать было совсем недалеко, от силы метров сорок, а установленные на бронетранспортерах пулеметы обеспечивали хоть какое-то прикрытие. Но все равно, пока Хромов бежал к пытающимся отреагировать на новую угрозу немцам, мысленно он успел умереть раз десять, как минимум.

Но страх бежал в венах, подстегивая адреналин, а ноги уже сами вынесли его на вражеские позиции. И, когда навстречу поднялся, отчаянно пытаясь вскинуть карабин, высокий, мосластый немец, руки четко повторили прием, который ему показывал и гонял потом, требуя довести его до автоматизма, Громов. Стволом отвести оружие противника в сторону, «коротким – коли» отметить краем сознания, как сползает с окровавленного штыка пытающийся зачем-то за него уцепиться немец… А потом бой как бы распался на множество фрагментов, и после Сергей, как ни старался, уже не смог их свести воедино.

Бегущие навстречу немцы, на этот раз готовые к бою… В свете пожара блестят штыки. Выплескивающая длинную, на весь магазин, очередь СВТ и выворачивающая руки отдача. Пропущенный удар прикладом и ответный – ногой… Пальцы рвут магазин, лихорадочно нашаривая запасной, а мозг понимает, что все, не успеть! Вынырнувший непонятно откуда Селиверстов, нанизывающий на штык очередного фрица… Решетилин, молчаливый здоровяк, отбрасывает разряженный автомат и легко, будто птичку, подхватывает трофейный пулемет, вырывая его из скрюченных пальцев убитого немца. В его руках «машингевер» кажется игрушечным. И он идет, поливая свинцом от пуза, словно из брандспойта. Шварценеггер отдыхает… Эти и еще десятки других мелких эпизодов, словно невиданный пазл, перемешались в мозгу – а потом все закончилось.

Сергей пришел в себя возле бронетранспортера, когда кто-то не слишком ловко, зато старательно обматывал ему голову бинтом. Дернулся было – но виски прострелило такой болью, что не оказалось сил даже ругаться, лишь глухо замычать.

– Очнулся, старшой! – голос Васильича звучал отвратительно бодро. – Ну и напугал ты нас.

– Что это было? – слова приходилось буквально выталкивать из пересохшего горла. Ощущения, стоит отметить, не из приятных.

– Прикладом по голове тебе прилетело. Думали, все, но у тебя, старшой, на удивление крепкий череп. Ученый из тебя точно неплохой выйдет.

– Ученый выйдет – неуч останется, – поразительно, но у него еще нашлись силы пошутить. – Что… там?

– Да все нормально, почти всех германцев положили. Несколько человек там еще в пакгаузе отстреливаются… – о них вдруг докатился рокот взрыва, заставивший виски снова запульсировать от боли. – Все, больше не отстреливаются.

– Много… наших?

Громов замялся на миг, а потом вздохнул и честно ответил:

– Много. И, старшой, если ты еще раз полезешь, я тебя своими руками…

– Да пошел ты… к козе в трещину. Я за чужими спинами сидеть не буду.

– Ну-ну, – отозвался Громов, и Сергею почудилось, что осуждения и одобрения в его словах было поровну.

На самом деле, в абсолютных цифрах они потеряли всего два десятка человек, из них убитыми – восемь, остальных серьезно зацепило. Легкие ранения получили многие, но этого сейчас никто не считал. Меньше чем ничто в масштабах страны, ничтожно мало по сравнению с погибшими немцами – и очень, очень много, если рассматривать их группу в стороне от этих, сейчас абстрактных для них моментов.