мне легче принимать его бизнес, если я думаю, что он избавляет мир от зла, а не является его причиной.

— Мне нравится Чикаго, — он пожимает плечами.

— Это значит… Это очаг организованной преступности, верно?

Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала, но не могу представить его студентом.

— Я повернулся спиной к своей семье, когда мне было девятнадцать. Старый друг тайно переправил меня в Штаты, дал мне новое удостоверение личности, и я уговорил себя поступить в колледж.

Итак, значит, когда-то давным-давно он знал разницу между добром и злом. Когда-то давным-давно он чувствовал это достаточно сильно, чтобы сесть в самолет и убежать.

— В такое место, как Северо-Западный, просто так не пробьешься, Данте.

— Все возможно, если леди из приемной комиссии нравится…

— Я не хочу знать, — визжу, поднимая руку.

Данте обладает навыками в постели, позволяющими превратить любое «нет» в «да», за исключением тех случаев, когда речь заходит о его предложении руки и сердца.

— Как долго ты учился?

— Я продержался год. Давай просто скажем, что у меня закончились доступные женщины для траха.

Сейчас он просто издевается надо мной. Он раздвигает границы моей ревности. Он бы сошел с ума, если бы я поступила с ним также, но Данте помешан на двойных стандартах.

— А потом ты записался в армию США?

— Прекрати, Ив, — стонет он. — Ты безжалостна.

— Я не забыла о медалях, которые нашла в твоем бункере в прошлом году, — говорю, печально улыбаясь ему. Там были некоторые из высших военных наград, присужденных моим правительством.

«Также я не забыла о твоей дочери».

— Опять ты за свое?

— Расскажи мне.

— Спецназ, — вздыхает он.

— Спецназ?

— Они выяснили, насколько хорошо я владею оружием, — добавляет он, мерзко ухмыляясь.

Я открываю рот, чтобы продолжить, но он уничтожает эту нить разговора между нами поцелуем. Давление его губ усиливается. Я обнаруживаю, что растворяюсь в его объятиях, когда языком он проникает между моими зубами, чтобы подарить самый томный и чувственный из поцелуев.

— Мой любознательный ангел, — бормочет он. — Всегда так торопишься с ответами.

— Всегда так спешу узнать побольше о мужчине, которого люблю.

Клянусь, я чувствую, как он дрожит всем телом, когда я произношу эти слова, и не в хорошем смысле.

— О, ты сделаешь это. Однажды узнаешь все грязные подробности. Только тогда ты поймешь, какой я на самом деле дьявол.

— Я не могу изменить мрак в твоем прошлом, Данте, но могу попытаться сделать будущее немного светлее.

— Ты уже это делаешь, — он наклоняется, чтобы снова поцеловать меня. — Ты и я до самого конца, мой ангел… Всегда.

Глава 20

Данте

Сегодня день разоблачения. День, когда опустятся стальные ставни вокруг моего сердца. День, когда я наконец признаюсь себе, что не могу держать свои чертовы руки подальше от этой женщины.

Ее кожа сияет от крема от загара, когда мы рука об руку подходим к моему джипу. При каждом удобном случае я лижу, трогаю, пробую на вкус; борюсь с желанием упасть на колени и поклоняться ей снова и снова. Я живу, чтобы слышать тихие стоны, которые она издает, когда кончает; то, как поджимаются ее пальчики, когда она вдавливает пятки в матрас, когда я дразню ее, минуя точку невозврата. Взгляд, которым она смотрит на меня, когда я засовываю весь свой член ей в рот, будто я единственный мужчина на свете, который может вытрахать из нее всю эту гадость.

Ив Миллер.

Сила, с которой нужно считаться.

Женщина, чья внутренняя сила равна ее красоте, и, черт возьми, это опьяняющая смесь. Последние несколько дней я видел, как я давлю на нее тяжестью своей тьмы, но она сопротивлялась самыми храбрыми словами. Слова, в которые я ловлю себя на том, что осмеливаюсь поверить глубокой ночью:

Она любит меня.

Она не откажется от меня.

Она простит меня.

Я был так близок к тому, чтобы рассказать ей правду об Изабелле, Люсии… обо всем. И все же, пойти по этому пути заставило бы меня раскрыть человека, настолько безнадежного, что у нее не было бы другого выбора, кроме как повернуться и убежать. Это утро было слишком драгоценным. Слишком идеальным. Я не мог заставить себя поделиться запутанной сказкой о жизни моей дочери, потому что начало и конец настолько трагичны, а злодеем всегда по итогу буду я.

— Куда мы направляемся? — спрашивает она, когда я завожу джип.

— Я проведу будущей миссис Сантьяго экскурсию по новому дому, — говорю, подчеркивая ее титул.

— Это новый опыт для тебя, не так ли? — говорит она, улыбаясь мне, наслаждаясь каждой секундой моего разочарования. — Что-то подсказывает мне, что ты не очень часто слышишь слово «нет».

Я сжимаю пальцы на руле. Она чертовски права. И никогда раньше от женщины. К черту… Через два дня она все равно станет моей женой, согласна она на это или нет. Я просто должен убедиться, что ее брачная ночь компенсирует отсутствие согласия.

— Расскажи мне, что ты выяснила о детективе из ФБР? — рычу.

— Детектива Питерса?

Какое-то мгновение она задумчиво смотрит в окно. В ряду пальм на обочине дороги есть разрыв. Вдалеке океан сверкает, как поле бритвенных лезвий.

— Окончил Лигу Плюща с отличием, а затем исчез в Европе. Вновь появился и начал работать в ФБР четыре года спустя. Он работает в Бюро с тринадцатого года, но подробности о его подразделениях расплывчаты.

— В каком смысле расплывчаты?

— Он мотается между различными преступными группировками. Постоянного места нет.

— Организованная преступность, — мрачно отвечаю я.

Я кое-что знаю об этом.

— И кибер тоже — финансовые, белые воротнички… Я разговаривала с парой этих парней, когда писала свое разоблачение Джеффри Адамса, но никогда с ним не сталкивалась.

— Призрак из ФБР, — размышляю я.

— Кочевник ФБР, — возражает она. — До сих пор, — она начинает легонько покусывать нижнюю губу.

Я подумываю о том, чтобы съехать на обочину и снова трахнуть ее на капоте этой машины. Она не говорит мне ничего такого, чего я бы уже не знал, но всегда находил ее решительность чертовски сексуальной. Я рад, что дал ей наводку на Джеффри Адамса. У меня перехватило дыхание при одной только мысли о том, как она раскрывает эту историю.

После Бухареста я заметил в ней какое-то сияние, и его нельзя отнести исключительно к тому, что я хорошенько трахаю ее. Ей нравится бросать вызов. Нравится разгадывать неразрешимые загадки. Может быть, именно этим объясняется ее восхищение мной? Я — загадка, которую она не может постичь, как бы сильно меня ни любила.

— По крайней