стал сотрудником года, — Джозеп выглядит таким же шокированным, как и я. Он знает, что только что испортил мои отношения с Ив.

— Боже, — агония ослепляет. Меня избивали, пытали, кололи ножом, в меня стреляли, в конце концов, но ничто и близко не сравнится с этим. Ив была единственной истиной, в которой я был уверен. Теперь она запятнана связями.

Она знала?

Знала ли она, черт побери?

Это мое наказание за все те разрушения, которые я причинил? Я подвел свою дочь в жизни. И не могу подвести ее в смерти. Каждый ублюдок, связанный с этой бандой торговцев людьми, должен сгореть, похоже, включая меня.

— Данте?

Я поворачиваюсь, но будто больше ее не вижу. Этот выключатель вернул меня обратно в кромешную тьму, и я не могу найти ее свет.

Мягкий голос Ив снова взывает ко мне, но все, что я слышу — это предательство и обман, голос женщины, чей отец был замешан в похищении, изнасиловании и предполагаемом убийстве моей дочери.

— Данте, пожалуйста! — теперь в нем проскальзывает нотка паники.

Хорошо.

Моя реакция выводит меня из себя. Внезапно мне захотелось, чтобы она познала боль и страх, как это сделала Изабелла.

Она делает шаг к нам, но я вскидываю руку, чтобы остановить ее.

— Держись от меня подальше, черт возьми! — рычу я, выражая всю силу своего гнева, выражение моего лица показывает все виды предупреждающих знаков. Она в шоке отшатывается, но мне уже наплевать.

— Данте, — Джозеп пытается положить свою руку мне на плечо, но я отталкиваю и его. — Майерс изменил свое…

— Это не делает его порядочным гражданином сейчас… он все равно мертвец!

Я наблюдаю, как Джозеп бросает взгляд на Ив. Вижу вспышку беспокойства.

— Помнишь, что сказал Иванов? Севастьян так и не закончил свою работу. Майерс был легкой добычей в той больнице. Ты отправился туда по той же причине. Так что, черт возьми, помешало ему сделать то же самое?

— Чертово невезение.

Я должен был завершить свою миссию в ту ночь. О чем я думал, позволяя ей вскружить мне голову? Гнев, который я испытываю, больше не направлен на Майерса, он концентрируется на Ив. Иррациональный. Сумасшедший. Но в пылу этого момента для меня ничто не имеет смысла. Все, что я знаю, ― это то, что она помешала мне отомстить за свою дочь.

Именно она убедила меня, что ее отец был порядочным человеком.

Это она воззвала к моей гребаной человечности, или к тем крупицам, которые у меня от нее еще остались.

Мое сердце такое же черное и холодное, как в тот день, когда мы встретились.

— У Майерса есть кое-что на Севастьяна. Нам нужно выяснить…

— Нет, у него ничего нет, — выплевываю я. — Севастьян отступил не из-за какой-то гребаной магической информации. Он держался на расстоянии из-за защиты, которую мы обеспечили ему после того, как Эмилио выяснил, что я чувствовал к Ив.

Чувствовал.

Не чувствую.

Больше нет. Все, что когда-то было хорошим и истинным, теперь пустое и дешевое. Она умоляла меня уберечь ее семью, и, клянусь богом, я это сделал.

Ото всех.

Джозеп чертыхается и вскидывает руки над головой.

— Как ты думаешь, она знает о нем? — я больше не могу заставить себя произнести ее имя. Я даже не могу смотреть на нее.

Он качает головой, резко выдыхая. Его реакция почти насильственна.

— Не думай об этом ни секунды. Ты ее знаешь. Знаешь, что она невиновна во всем этом.

А знаю ли?

Мой худший кошмар сбылся, но, в конце концов, это я поджигаю то, что нас погубило.

— Она не знает о твоей дочери, Данте. Она не поймет последствий всего этого.

— Мне все равно. Увези ее с острова. Я хочу, чтобы она вернулась в Америку до рассвета.

Больше нечего спасать.

Она и ее семья противны мне.

Я хочу, чтобы она была как можно подальше от меня.

Выражение лица Джозепа такое мрачное, какого я у него никогда не видел.

— Не делай этого. Сделай шаг назад. Сделай гребаный вдох.

— Я не буду ничего выдумывать. Если она останется здесь, я убью ее, — как я убил Люсию. — Ты понимаешь?

— Ты отправляешь ее обратно в лапы ФБР. Ты отправляешь ее обратно, как ягненка на убой.

Я холодно улыбаюсь ему.

— Она меня больше не волнует. Пожалуй, разрешу сказать ей это тебе.

— Чушь собачья! Это все чушь собачья! — теперь он кричит на меня, но я уже иду обратно к своему джипу.

У нее хватает здравого смысла отойти от машины, когда я приближаюсь. Я почти чувствую вкус соли в слезах, которые сейчас текут по ее щекам. Я чувствую ее боль и страх, именно так, как и хотел. Огромные, бл*ть, океаны этого. Но когда я покидаю базу без нее, не испытываю ни малейшего удовлетворения…

Правда в том, что я не испытываю вообще ничего.

Глава 21

Джозеп

Мы целую вечность смотрим друг на друга. Только она и я. Сквозь холодное, пустое пространство, где когда-то был припаркован его джип.

Мне не привыкать к горю. Я могу посмотреть на человека и увидеть, как его стены рушатся изнутри. Это проявляется в тончайших движениях. Опущенные худые плечи; руки, которые когда-то касались и обнимали, теперь бесполезно свисают по бокам… Все это указывает на внутреннюю бурю. Куча дерьма, которая случается до того, как начинает проявляться настоящая боль.

Это не мой грех, который я должен искупать. Он принадлежит ее отцу. Человеку, который обманул свою семью, заставив ее думать, что он хороший, надежный парень, в то время как на стороне помогал переправлять иностранных девушек в американские бордели. И все же, я ненавижу то, что был тем, кто сделал это с ней сегодня. Данте называл ее своим ангелом, но на самом деле она была ангелом для нас обоих. Наблюдение за тем, как их любовь продолжает расти и процветать, несмотря ни на что, стало для меня откровением. Она дала мне надежду. Была сияющим маяком в конце собственного туннеля боли, и я отказываюсь видеть, как этот свет гаснет сейчас.

Почему он должен был вот так взять и самоуничтожиться? Данте ничего не может с собой поделать. Одна и та же история, снова и снова. Она этого не заслуживает, ни один из них этого не заслуживает.

Ив нарушает тишину первой.

— Он ведь не вернется, не так ли? Он никогда не вернется ко мне.

Ее мягкий голос — это беззвучная мелодия эмоций. Правда. Смятение. Отчаяние. Она сама увидела эту