– А милость небес и урожай разве тебя не волнуют? – встрепенулся другой волхв, в венке из трав – символе плоюродного божества Даждьбога. – Ты живешь в высоком тереме и не ведаешь, что люди забыли богов, потеряли Одежду на них и ропщут на небожителей. Как после такого боги проявят милость к нашей земле?

– Да причем тут наша госпожа? – опять стал наезжать на волхвов верный Бермята. И к Гордоксеве: – Прикажи, сударыня, мы враз загоним этих обнаглевших кудесников их чащи.

Однако Гордоксева только грустно вздохнула.

– Уже не впервые вы упрекаете меня, служители небес. Чего же вы хотите?

– Жертву! Человеческую жертву, да такую, чтобы весть о ней дошла до самых небес! И чтобы люди затрепетали, понимая, что князья и волхвы едины в своем стремлении добиться милости от небожителей.

– Кто же у вас на примете?

Волхвы молчали, как будто не смели ей ответить, однако уже по тому, как они отвели взгляды, она догадалась: в годы бедствий на алтарь должна пролиться кровь человека столь знатного, что волхвы могут пожелать крови самих князей.

– Не думаете ли вы, что я решусь пожертвовать кем-то из близких? – повысила голос княгиня, и ее карие глаза грозно сверкнули.

– Но ты могла бы дать на то свою волю.

– И на кого укажете?

– Асмунд!

Это произнес самый старый и почтенный из волхвов. И пока княгиня задыхалась, не в силах вымолвить ни слова, он провел рукой по белой, ниспадающей почти до колен бороде и сказал:

– Мы гадали, сударыня, мы вызывали духов и видения. И они указали нам, что пролитая кровь должна быть непременно не ниже княжеской. А сын твой хвор, и, как показывают гадания, никогда больше не обретет силу. А каков удел болезного князя? Поэтому тебе следует, как это делалось встарь, пожертвовать хворым дитем княжеского рода, чтобы его кровь умилостивила богов.

– Нет!

Гордоксева даже на стременах приподнялась, дернула повод, отчего ее смирная соловая лошадка заплясала на месте.

– Ну, тогда жди беды, княгиня, – опустил голову старый волхв. – И вода о том плещет, и ветер несет весть… А когда муж поедет помогать Олегу… Можешь сразу велеть возводить для него курган, ибо его нить уже сплетена вилами, и узел на ней завязан крепко. Но вот если Асмундом пожертвуешь…

– Нет! – почти выкрикнула княгиня.

Она на мгновение глянула на хмурых волхвов, а потом резко повернула лошадь и поехала прочь.

Задумчивая и печальная, княгиня вернулась в город. Когда же она оказалась в детинце, на широком дворе перед хороминой терема, ее ожидала негаданная радость. Едва Гордоксева подъехала к крыльцу, первое, что она увидела, это своего сына Асмунда, стоявшего у открытого окна горницы. Вот именно стоявшего, опершись руками на подоконник и улыбающегося матери. Княгиня глядела на него, не стыдясь хлынувших из глаз слез. И этого ее сыночка, ее разумного и пригожего Асмунда хотели отнять у нее кудесники, утверждая, что он уже ни на что не годен?

Позже Асмунд поведал ей, что именно Олег приложил немало сил, чтобы он стал на ноги. А еще сказал, что Светорада с Игорем, кажется, впервые поладили. Это тоже была хорошая весть, ибо Гордоксеву уже стало тревожить неприязненное отношение обрученных жениха и невесты. Ну, а то, что Асмунд пообещал прийти на пир в честь отъезжавшего Гуннара, тоже порадовало княгиню: ведь обычно строгий Асмунд не больно охотно участвовал в общих увеселениях, где он был словно тенью. В этот раз княжич даже весело смеялся, сидя за высоким столом и мило переговариваясь с Ольгой Вышгородской, которой указал на место рядом с собой. Вообще на этом пиру княгине стало казаться, что сама жизнь развеивает недобрые предсказания кудесников. Вот и Ингельд с ней, и Асмунд, и дочь справилась с устройством праздника, как должно люди рассажены согласно их положению и роду, угощение щедрое и разнообразное, здравницы Гуннару и его людям произносятся к месту и тепло.

Короче, пир удался на славу. И, когда раздались переливы веселой мелодии, Гордоксева, забыв все свои печали, улыбнувшись, с гордостью стала наблюдать, как повел в танце свою невесту подобревший Игорь, как весел был Асмунд, сидевший подле Ольги Вышгородской, как шутил Ингельд, вызываясь бороться на потеху собравшимся с медведем, которого привели скоморохи. А прибаутки Стемида были милыми и добрыми, так что княгиня хохотала над ними вместе со всеми, а про себя подумала: есть в сыне ее верного Кудияра нечто такое, что становится понятным, отчего он так мил Светораде. А ведь за Стемку сам Олег просил… Даже настаивал, чтобы сей непутевый был приставлен к княжне, намекал на то, что для девушки будет благом, если этот парень станет ее оберегать.

Когда уже за полночь Игорь проводил свою невесту, Гордоксева позволила себе подглядеть за ними из-за угла. Однако тут ей показалось, что молодой князь держится с невестой более натянуто, чем на пиру, даже не поцеловал напоследок. Княгиня смотрела, как он уходит, а княжна стоит на месте, будто ждет чего-то. Потом вздохнула и толкнула дверь в опочивальню. И через какое-то время Гордоксева услышала, как укладывавшая Светораду нянька Текла напевает, – совсем как в те времена, когда княжна была ребенком и ей клали в постель куклу:

Сонница-бессонница,

Не играй моим дитятком,

А и фай этой куколкой…

Княгиня улыбнулась. Сейчас, когда она была в своем богатом тереме, где все ей знакомо и дорого, тревоги и мрачные предсказания волхвов казались такими же далекими, как сами удалившиеся в лес кудесники.

В конце перехода была открыта дверь на опоясывающую хоромину галерею, и Гордоксева вышла на нее, взглянула на освещенный одиноким факелом двор. Она видела удалявшихся с пира Гуннара и его варягов. Тем, кто остается, теперь самое раздолье. Ингельд расшумелся, требует еще вина, а Стемка уже катит бочонок из кладовых.

Княгиня проследила за парнем взглядом и вдруг подумала, что ей приятно глядеть на него. Ладный и стройный, с сильными плечами и какой-то почти звериной ловкостью во всех движениях, он показался ей на редкость пригожим, Но тут Стема заметил на галерее Гордоксеву и замер. Стоял, глядя на нее, потом прижал руку к груди и поклонился.

– Что изволишь пожелать, госпожа моя княгиня?

– Проследи, чтобы мужи не сильно шумели во хмелю.

– Ага – это как боги святы! Я первый и прослежу. Вот уж скоморох! Сам пошатывается от выпитого, сам же, небось, и будет шуметь больше всех.

Но все равно Гордоксева думала, что на него можно положиться. Олега ли это заслуга или ей так кажется? Это после всего-то…

Чтобы отвлечься, Гордоксева решила пойти к младшему княжичу Она видела желтый огонек свечи в его окошке, да и знала, что Асмунд не любитель напиваться на пиру. Однако, когда княгиня уже подходила к лестнице, ведущей в верхние покои, она неожиданно замерла, отступив в тень. Чего, спрашивается, тут крутится князь Игорь?

Из горницы княжича долетал веселый смех самого Ас-мунда и Ольги. Потом дверь распахнулась, и дева-воин легко, все еще смеясь, стала сбегать по ступеням. Дверь вверху захлопнулась, и теперь только свет масленой плошки, висевшей на цепочке под сводом, озарял ступени, осветив и ожидавшего у перил лестницы Игоря. Со своего места в тени княгиня увидела, как только что смеявшаяся Ольга, заметив Игоря, умолкла и застыла, будто куропатка перед горностаем.