Казалось, прошла целая вечность, хотя на деле не более получаса, когда граф вышел наружу, тщательно запер за собой дверь и побрел к коттеджу. Он кивнул Гюставу, вскочившему на ноги при его появлении.

– Жак получил сообщение. Он понимает весь ужас ситуации. Но у него нет транспорта – остальные уже выехали, чтобы добраться до пункта перехвата и подготовить все до темноты. Он спрашивает, можешь ли ты привезти грузовик и встретить его в обычном месте? Придется отправляться прямо сейчас.

Гюстав взял руку графа в свои и поцеловал ее.

– Я бесконечно вам благодарен, месье. Вы спасаете мою семью.

– Иди же. С Богом, – ответил граф еще более настойчиво. Наблюдая, как Гюстав отъезжает, он вознес к небесам молитву о том, чтобы духи их предков, собравшиеся в канун этого Дня Всех Святых, объединились и защитили всех невинных от зла, которое будет разгуливать в эту ночь.

– И, пожалуйста, пусть на дороге не будет проблем, – добавил он напоследок. – Каждая секунда будет на счету.

* * *

Черный автомобиль остановился перед мэрией в Кульяке, позади крытого брезентом военного грузовика. На площади было зловеще пусто, если не считать сбившейся в кучку группы людей, стоящих на ступеньках мэрии между двумя немецкими солдатами. До войны в такое время в канун Дня Всех Святых магазины были бы переполнены покупателями, запасающими продукты для завтрашнего обеда с родней: лучшие куски мяса, свежие устрицы из Аркашона и искусной работы пирожные из пекарни. Но такие деликатесы жили только в давнишних воспоминаниях, а в магазинах не осталось ни продовольствия, ни покупателей. И все же обычно на улице кто-нибудь да был, люди стояли в очередях, надеясь получить хоть какие-то обрезки, чтобы разбавить свой полуголодный рацион: может, немного крольчатины или маленький кусочек жирной свинины добавить вкуса в завтрашний суп. Но заметив появление военного грузовика и увидев, как сгоняют еще людей, обитатели Кульяка разбежались, укрывшись за своими ставнями и кружевными занавесками, отгороженные страхом, что их тоже сделают частью группки на ступеньках мэрии.

Ветер усиливался. Он нарушал тишину, кружа по площади, рассыпая капельки воды из фонтана по булыжной мостовой и сгоняя пыль к бесчувственным закрытым дверям деревенских жителей.

Гестаповцы жестом приказали Элиан и Бланш выйти и присоединиться к группе перед мэрией. Среди потертой истрепанной одежды, которая была на всех, яркий платок Элиан выделялся словно маяк.

Солдаты, стоявшие на карауле, отвели всех к грузовику. Они опустили откидной борт кузова и сначала подняли внутрь детей, а взрослым предоставили забираться самостоятельно. Элиан узнала двух мальчиков, которые предлагали ей рыбу в обмен на банку меда ко дню рождения их матери. Худая изможденная женщина, по-видимому их мать, тоже была там, а также пекарь и его жена, месье и мадам Фурнье. Месье Фурнье в последнее время так скрутил артрит, что понадобились усилия обоих караульных, чтобы поднять его в кузов.

Рассаживаясь по дощатым скамейкам по бокам кузова, все молчали. Элиан взяла Бланш на колени и крепко прижала ее к себе, а потом ободряюще улыбнулась мальчикам. Солдаты завязали брезент, запирая их внутри, потом загудел мотор и они тронулись. Под защитой автомобильного шума Элиан заговорила с детьми, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее и веселее:

– Кто-нибудь знает, куда мы едем? Нет? Ну, я вам расскажу: нас выбрали, чтобы отправить в большое приключение. Мы поедем на поезде, причем в особом вагоне впереди.

– Даже впереди двигателя? – спросил старший из братьев. Она кивнула.

– Впереди двигателя. Конечно, будет холодно и шумно, но и захватывающе, ведь большинству никогда не выпадает возможность покататься в таком особом вагоне. Страшно не будет, потому что мы, взрослые, будем там с вами. – Она взглянула на остальных, чьи лица были бледны от страха, и улыбнулась им, призывая последовать ее примеру.

Мадам Фурнье, сидевшая, держа за руку мужа, присоединилась к Элиан:

– Правильно, мы будем держаться вместе. Это будет все равно что покататься на карусели на ярмарке – или на горках в Париже. Видели картинки?

Месье Фурнье мягко рассмеялся:

– О-ля-ля, все в Кульяке так будут завидовать, что нас выбрали для этого приключения, а их нет!

Остальные закивали, заставляя себя улыбнуться сквозь слезы ради детей. Младший из мальчиков взял мать за руку:

– Не бойся, мама. Даже если поезд будет очень громко шуметь, мы будем рядом и позаботимся о тебе.

Женщина незаметно вытерла слезу потрепанным рукавом пальто и склонилась поцеловать его в макушку.

– Как же я могу бояться, когда оба моих храбрых сына рядом?

Грузовик подпрыгнул и качнулся. Месье Фурнье удалось чуть-чуть раздвинуть полы брезентового тента.

– Похоже, мы направляемся в Бержерак.

* * *

Преодолев узкие улицы городка, замедляясь и раскачиваясь в процессе, грузовик наконец остановился. Солдаты подняли брезент и опустили откидной борт, чтобы пассажиры слезли вниз. Один остался с ними, держа ружье наизготове, чтобы никто не попытался сбежать, а другой исчез в здании на стации.

Несколько местных жителей спешно прошли мимо, исподтишка бросая взгляды на кучку женщин, детей и скрюченного старика, задаваясь вопросом, что за преступление – реальное, вымышленное или сфабрикованное – привело к тому, что их собрали перед Бержеракской станцией в такое время суток в канун Дня Всех Святых. Страх и чувство вины, в равных пропорциях, сопровождали их до их домов, где, как и жители Кульяка, они тоже заперли свои двери на засовы и закрыли ставни. Они уже повидали здесь слишком много депортаций, слишком много людей, загнанных, как животные, в вагоны для скота, слишком много отчаяния и страха.

Солдаты провели группку через входную дверь и дальше на платформу. Пока они ждали, холодный ветер лихо рассекал их не по погоде легкие пальто и куртки, и им оставалось только дрожать от страха и холода. Элиан вынула из кармана сверток с хлебом и раздала, следя, чтобы каждому достался кусочек.

– Отдайте мою долю детям, – возразила мадам Фурнье. Элиан покачала головой, настаивая:

– Нет, мадам. Пожалуйста, поешьте. Здесь хоть и мало, но для этого путешествия нам всем понадобятся силы. – Она повернулась к детям, стараясь отвлечь их от холода и нервного напряжения, все нараставшего в ожидании поезда. – Кто-нибудь знает, как мои пчелы сделали этот мед нам на бутерброды?

Младший из двух братьев поднял руку, как будто отвечал на уроке в школе.

– Они съели его из цветов, а потом накакали в соты.

– Фу! Звучит не очень-то аппетитно. – Его мать подозрительно посмотрела на свою корочку хлеба. Элиан рассмеялась.

– Почти, но не совсем. Они действительно собирают нектар из цветов, засасывая его своим язычком, но складывают в специальный желудок, который называется медовый зобик, а еду переваривают в другом. Когда зобик полный, они летят обратно к улью. Там они передают жидкий нектар язычками от одной пчелы к другой, и все жуют его, чтобы получился клейкий мед. На самом деле, это еда для всех пчел в улье, но, к счастью, они очень щедрые и делают дополнительный мед, который мы можем собрать и намазать на хлеб.