Папа вздохнул:

– Нам с тобой, Лерка, придется договариваться. Потому что ситуация перестает быть управляемой, понимаешь? Ната хочет, чтобы ты уехала из города и больше никогда тут не появлялась. Она тебя ненавидит сейчас. Эмоции, все дела. Я пообещал разобраться. Вы же обе мои дочери. Нельзя рубить с плеча.

Она посмотрела в окно, на пустынную дорогу, по которой ветер тащил драный мусорный пакет. Интересно, двери заблокированы? Если рвануть сейчас на улицу, убежать, спрятаться – будет ли папа преследовать? Сам вряд ли, а вот его амбалы – да. Возможно, догонят. Пятьдесят на пятьдесят.

– Ты знаешь, что она сделала с Пашкой?

– Твой друг? А он тут каким боком?

– Он всегда боком, пап. Пашка вытащил меня из того дерьма, в котором я захлебывалась после смерти дочери. Никто не помог, а он помог. Так что немного уважения.

– Я и не собирался говорить ничего плохого.

– Так вот, если ты не знаешь, твоя старшенькая определенно сошла с ума. Она его убила, я почти уверена.

– И его убила? По твоим словам, Ната убивает всех направо и налево. Чикатило какой-то.

– Я просила Пашку зайти к Нате. Он обещал помочь с нашим… ну… недопониманием. Он поехал – и пропал! Ната тебе не рассказала? О, она еще много чего, видимо, недоговаривает. Ты уверен, что ради Наты должен ввязываться во все это? Какие у тебя причины ее прикрывать, кроме того, что мы все одна семья?

– Разве этого мало?

– Должна быть справедливость. Или тебя в армии не учили? Долг, благородство, все дела.

Он задумался. Или сделал вид, что задумался. Лера в зеркальце заднего вида поймала взглядом взгляд амбала, сидящего за рулем. Непроницаемый такой взгляд. Этот точно догонит, в случае чего.

– Я всю жизнь посвятил семье.

– Давай без этой вот демагогии. Драма, любовь… Мы с тобой толком не общались уже много лет. Это забота о семье? Ты вычеркнул меня из своей жизни просто за то, что я немного подмочила твою репутацию.

– Немного?..

– Но ведь семья важнее, папочка. Или ты забыл? Важнее денег, репутации, бизнеса. Или я снова завидую? Тогда почему ты уезжал с дачи, когда я появлялась там? И при этом готов вывезти одну из своих дочерей за город ради спасения другой? Выборочная семья получается.

– Нам надо договориться! – упрямо произнес папа. – Я не могу отвечать за каждую из вас в равной степени, пойми. Это сложный выбор. Нужно сделать так, чтобы все у всех было в итоге хорошо.

– Я не хочу никуда уезжать. Это мой город, я тут родилась и выросла. Моя квартира, мое прошлое. Вот и будет мне хорошо.

– Хорошо, – кивнул он.

– А Пашка? И что будет с Натой? Она так и продолжит вламываться ко мне в квартиру, подсылать санитаров, пытаться свести меня с ума или затащить в подвал?

– Для начала сойдемся на том, что я попробую развязать этот узел. Мне плевать, что ты думаешь о Нате, и плевать, что она вытворяет, лишь бы все это не выходило за рамки нашего семейного круга, ясно?

– Яснее некуда. Уже мозоль на языке от слова «семья».

– Ты циничная и несдержанная, как всегда.

– А ты, как всегда, крепко меня любишь, да, папочка?

Смешок застрял где-то в горле. Она говорила голосом Леры из прошлого. И когда та успела высунуться?

Папа с хрустом почесал щетину на подбородке. Обратился к водителю:

– Вань, поехали по второму адресу!

Автомобиль заурчал и плавно тронулся с места.

– Что еще за второй адрес?

– Поедешь к Вике, – сказал папа, рассматривая что-то в телефоне. – Посидишь там, пока я не приеду. В твоей квартире непонятно что еще может быть. Никуда не высовывайся и ничего не придумывай лишнего. Справишься?

– А где Ната? Она знает, что ты меня вытащил?

– Еще бы! Сидит у себя, как я велел, ждет моего приезда. Будем серьезно разговаривать. Вот как с тобой сейчас. Ведете себя как дети. Вы же сестры, вам нужно держаться вместе. Хотя я, наверное, уже слишком старый, чтобы верить в это.

– Мне нужны лекарства, – добавила Лера. – Мои таблетки… И Пашка. Реши, пожалуйста.

– Будут тебе лекарства. Сиди у Вики и не высовывайся, мало ли что. Через час-два заеду, привезу все необходимое. И подумай хорошенько, как нам все распутать. Не одному же мне выкручиваться.

Он снова уткнулся в телефон. Оставшуюся часть дороги ехали в тишине.

Лера смотрела в окно. В голове наступила какая-то подозрительная ясность. Мысли выстроились четко, в правильном порядке, и им больше никто не мешал. Лера из прошлого затихла или убралась обратно в не слишком радостные воспоминания.

Автомобиль вкатил в знакомый двор, некоторое время протискивался между других машин, ища место для парковки. Встали недалеко от подъезда.

Амбалы остались внутри. Папа взял Леру за руку и повел к дому.

– Вика нас ждет?

Папа кивнул. Поднялись на третий этаж. Лера подумала, что не навещала сестру много лет, с тех времен, когда Вика еще была замужем.

Вика открыла почти сразу.

– Милая моя! – запричитала она, сжав Леру в объятиях. – Скорее, заходите! Господи, я так рада! Так рада!

Непонятно было, что папа ей рассказал и о чем младшая сестра вообще знает.

– Лерочка, милая! Все хорошо! Главное, ни о чем не беспокойся, ты в надежных руках!

Затащив Леру в коридор, Вика отстранилась и внимательно ее осмотрела:

– Жить будешь. Какие уроды, а?! Пап, ты же разобрался? Скажи, что разобрался!

– Они больше никого не тронут, – сухо ответил отец. – Вика, напои гостью чаем, накорми. Я поеду, доделаю дела с этими… товарищами. Потом заберу Леру на какое-то время, хорошо? Лера, лекарства привезут в ближайшее время.

– Забери все папки из моей квартиры… – попросила она, протягивая ему ключи. – И ноутбук. Розовый такой, лежит на диване.

В кармане у папы завибрировал телефон. Ее, Лерин, телефон. Папа растерянно улыбнулся и направился к лифту.

Когда дверь за ним закрылась, Вика снова обняла Леру и прошептала ей на ухо:

– Ты сильная, ты выберешься, помнишь?..

– Наверное, – отозвалась Лера.

Впервые за несколько дней она действительно в это поверила.

Глава восемнадцатая

Невысокая, суетливая и худющая Вика даже в двадцать шесть казалась десятиклассницей. Одета она была в домашнее: шортики, тапочки, старая футболка. Это определенно ее молодило.

– Ты вообще как? – спросила Вика, заваривая чай в фарфоровом чайничке.

На кухне почти не было мебели: квадратный столик у окна, два табурета и пространство для готовки возле плиты. Как будто сюда заглядывали не часто, а готовили еще реже. Впрочем, Вике простительно. Жить одной в трешке наверняка