ещё ниже в подземелье. Площадку обзора огораживал хлипкий забор, а сверху, с навеса, что защищал от стекающих по потолку струек воды, спускались отрезки рогожи, испещрённые кровавыми символами.

Момо и Лили безмолвно придвинулись к парапету, словно заколдованные. Они стояли плечом к плечу, и от общей залы их скрывала ткань, однако в прорези и щели наблюдателям сверху было вполне неплохо видно всё, что творилось внизу.

Служители костей группировались возле самодельного алтаря, где в клетках и корзинах последнего часа дожидались животные: змеи, лисы, барсуки и кролики. Культисты поклонялись одному из воплощений Моранны, богини разложения и пупырей, которую именовали Отравляющей Фаха́рис, и приносили ей в жертву тех созданий, что обустраивали свои жилища в норах, а потом зачаровывали пролитую кровь и уже ей чертили проклятья. Вокруг этих чёрных волшебников, облачённых в маски и капюшоны, частенько вились жуткие охотничьи псы, натренированные на травлю зверей и изувеченные магией.

До лазутчиков доносились обрывки разговора:

— …порази чума этих богомерзких Воинов Вереска! Толкуют, будто они заседают и в тавернах омута, и за Мраморными воротами, и даже… даже на медном холме!

— Не мели языком! Тебе какое дело? Хозяин не беспокоится, и ты тоже не трать силы на этот вздор. У нас свои заботы, у хозяина — свои.

Первосвященник, отчитавший подчинённого, вскинул руки вверх, словно приветствуя и чествуя возлюбленную богиню, и Лили смогла рассмотреть тёмные отметины и струпья на его морщинистой коже. Она вздрогнула от отвращения, и хотела было вцепиться в Момо, только вовремя остановилась. Похожие язвы были меткой страшной, дикой болезни, и недужные часто присоединялись к Служителям костей просто потому, что их нигде более не принимали.

— Быть того не может, это ведь… оспа предков, — тихо прошептала травница.

— Скорее всего. Нам лучше убраться, — кивнул Момо.

Однако стоило ему подтолкнуть девчонку на выход, как внизу прозвучало то, что особенно заинтриговало актёра. Начался кровавый ритуал, и верховный жрец, после произнесения молитв и хвалебных речей в адрес богини, провозгласил:

— …раны не затягиваются и болезни не проходят, чтобы воин, этот страж теней, мог быть всюду… тому, кто совершит богатые жертвоприношения, всевышними уготован тот же путь, что и для героев! Отравляющая Фахарис займёт престол во время празднества Дней Великих Жертв, и да отразится её священный облик в зелёной воде под лазурными небесами!

— Да отразится он в зелёной воде под лазурными небесами! — заголосили культисты.

— «Во время празднества Дней Великих Жертв»?! — ошеломлённо повторил Лан.

Он суматошно уводил Лили прочь, ведь помимо незапланированного шпионажа за прокажёнными у обоих имелись прямые обязанности перед братством, которые не могли больше ждать. Но и Момо тоже никак не мог избавиться от влияния всего того, что он видел и слышал сегодня, случайно либо намеренно. Замерев на полпути, он изъял из кармана скомканную бумажку, что ему передал в конце беседы один из капитанов Воинов Вереска ещё в таверне «Золотой самородок», как раз тогда, когда Лили заявилась и выдернула Лана с задания. На помятом листке неровным, надломанным почерком были выведены простые слова: «накануне празднества Дней Великих Жертв». Это совпадение… так ведь? Момо задумчиво повёл бровью.

— Оспа предков! И представить не могла, что увижу её метку собственными глазами! Жуть какая! Момо! Момо, это сильно заразно? — причитала Лили, пока Лан упорствовал в молчании, показывая спутнице правильную дорогу. — Служители костей в последние годы заработали себе зловещую репутацию, всюду вымогают деньги, страх наводят…

Кто-то в глубине залов громко завыл, и Носатый, до этого мирно дремлющий на плече парнишки, вдруг ощетинился, спрыгнул вниз и помчался назад.

— Ах, проклятье! — оскалился Лан, и его белоснежные, острые зубы блеснули в мистическом зелёном сиянии, исходящем от светляков. — Вернись! Носатый! Куда ты?! Да что с ним творится сегодня?

Момо было кинулся на поимку пропажи, но Лили вцепилась в кожаную куртку напарника.

— Нет, не оставляй меня здесь. Не ходи за ним, это чересчур опасно!

Спутник окатил девицу строгим и суровым взором, как бы напоминая о собственной неприкосновенности, и Лили медленно разжала пальцы.

Наверняка, охотничьи собаки что-то учуяли, и навострились на Носатого. У Лана от подобных догадок содрогнулось сердце.

— Иди прямо, пока не увидишь старый межевой столб, от него выбирай вторую тропу слева, и вскоре очутишься снаружи, недалеко от перекошенного дома. Знаешь, как от перекошенного дома добраться до ставки?

Юноша был столь серьёзен и сосредоточен, что с ним даже Глава не взялась бы спорить сейчас, и Лили покорно покачала головой в знак согласия. Так они и разошлись по сторонам — Лили двинулась на поверхность одна, а Лан поспешил назад за Носатым.

Пока девушка шла до межевого столба, её донимали полчища разнообразных мыслей, перетягивая то вправо, то влево, но она старалась держаться заветного — золотой середины, всякий раз ища равновесие, что казалось особенно полезным тогда, когда путь пролегал по узким деревянным балкам, переброшенным через расселины. Помогало ли это? Не совсем, если говорить честно.

Добросовестная Лили собиралась быть прилежной и у столба уже сделала робкий шаг на вторую тропу слева, но в груди её что-то защемило и заёрзало, девушка передумала и ринулась обратно к Лану. Только далеко идти не пришлось, актёр встретил беглянку возле валуна из скальной породы за углом.

— Что… ты почему здесь?

На руках он нёс Носатого, который, вроде как, повредил переднюю лапку. Лили подпрыгнула к Момо и приняла животное со словами:

— Позволь взглянуть, — изучив повреждения, травница со знанием дела заключила. — Невелика беда, это быстро заживёт, в отличие от твоей дурной башки. Зачем ты вернулся назад? Зачем рисковал жизнью ради зверя? Это что… кровь? — на правом борту куртки Момо мерцали бордовые капельки, хотя было непонятно, кому именно они принадлежат.

Но юноша не желал отчитываться за собственные действия. Плотно стиснув губы, он двинулся на выход в быстром темпе, а Лили так и осталась топтаться позади. На долю мгновения ей примерещилось, будто она заметила потусторонний свет в очах парнишки, обернувший его стальные, замёрзшие радужки синим пламенем и превративший их в два блестящих глаза из павлиньих перьев. Но… это всего лишь игра воображения. В конце концов, Момо был известен ещё и под именем «Фея Миража».

Уже вблизи поверхности, где с небес вовсю хлестал проливной дождь, Лили в последний раз посмотрела на Лана под зелёными лучами светляков и вкрадчиво произнесла:

— Кем на самом деле был хозяин Носатого?

— Замолчи, — холодно одёрнул её актёр. — Неважно, я ничего не помню. Но почему-то по-прежнему чувствую…

Он грубо отнял своего поникшего и раненого хвостатого приятеля у сердобольной няньки,