напрямик, а в обратную сторону, в Тульскую область, а оттуда в Каширу, где хотели перекусить, но не нашли ни одного кафе или ресторана и поехали дальше. В каком-то поселке наткнулись на магазин, взяли хлеб, рыбные консервы и газированную воду «Буратино» в поллитровых бутылках.

— Не вздыхай, — утешил Платт. — Сожги дачу и переселись на съемную квартиру. Там решим, что делать дальше.

— Вам одному будет трудно в Москве.

— Чтобы дать показания прокуратуре, ты мне не нужен. Я задержусь всего на пару недель. Закончу с писаниной, а потом исчезну.

* * *

Когда вернулись назад, Карпова заткнули в отдельную коморку, холодную, с решетной на окне. Приказали сидеть и не чирикать. Его стул в большой комнате заняла домработница Даша, статная и румяная девушка. Выяснилось, что разговор Карпова с иностранцем она слышала хорошо и все запомнила, особенно, когда Илья Ильич, уже выпивший, стал рассказывать анекдоты про Ленина и Брежнева, и сам же смеялся. Карпов из-за двери крикнул, что девчонка врет, он таких анекдотов не знает.

— Потом он уехал с иностранцем, — сказала Даша. — Вернулся часа через два с лишним. Я уж все белье перестирала, переоделась и уходить хотела. Он позвал меня из спальни. Когда я вошла, повалил на кровать и… Ну, вы понимаете. А потом пятерку дал, чтобы молчала. Раньше десятку давал…

Распахнулась дверь, Илья Ильич стоял на пороге, красный и потный, будто в парилке сварился, его трясло:

— Врешь, сука, — он шагнул вперед. — Ну, лярва… Это она счеты сводит.

Орлов встал из-за стола:

— Приходько, надень наручники на этого гражданина. В камере сегодня переночует, будем разбираться.

За окном раздался короткий сигнал, в комнату вошел местный оперативник, доложил, что на берегу Оби найдена одежда и документы иностранца, и что за Колодным и Орловым прислали «УАЗик». Все быстро собрались и вышли к машине. Ехали минут сорок, долгими окольными дорогами, где не попадалось населенных пунктов и даже встречных машин. Последняя часть пути прошла через поле, по разбухшей грунтовке.

Заходящее солнце садилось в реку, появлялось и пропадало, окрашивая весенние сумерки в странные желтые и фиолетовые цвета. Овраги были полны воды, прихваченной ледяной коркой, впереди у горизонта двумя рядами поднимались деревья. У берега снега было больше, водитель повернул к реке и остановил машину.

* * *

Колодный вышел, огляделся. Земля, сочившаяся водой, была утоптана так, будто здесь прошла рота солдат. До берега оставалось всего метров семь, но это была не река, а какой-то залив, образованный из речной протоки, у самого берега узкая полоска воды, а дальше только разбухший лед. На берегу три «УАЗика» с внешними фонарями на кузовах и включенными фарами. К Колодному подошел человек в тулупе и зимней шапке, уже знакомый начальник здешнего управления КГБ полковник Сергей Пановко.

— Разрешите доложить?

— Сейчас мы с майором Орловым глянем, что тут за дела. А потом поговорим.

Колодный шагнул туда, где было больше света. За голыми кустами пепелище костра, уже остывшее, наломанные ветки лежали кучей на земле, рядом спутанные рыболовные снасти и рюкзак. Вещи из него вытащили и разложили на земле, чтобы сделать фотографии.

Возле береговой линии лежал человек в валенках и изодранном белом тулупе, на котором проступили темные пятна. Колодный нагнулся, попытался приподнять руку убитого, но не смог. Значит, началось трупное окоченение.

С неба летели редкие снежинки, с реки дул ветер. Перед кустом, на спине лежал человек с русыми с сединой волосами, в полупальто, темных брюках. Свитер задран до подбородка, видны впалый живот и грудь. Одна ладонь, испачканная запекшейся кровью, прижата к животу. На внешней части ладони татуировка. В двух шагах от убитого лежал обрез охотничьего ружья и стрелянные гильзы. Осмотрели палатку, шапку, брошенную на земле, и остывшее кострище.

Полковник Пановко подошел ближе и сказал:

— Два часа назад местные дружинники нашли тут четыре тела. Судмедэксперт говорил, что убили недавно, днем. Мы тут до вашего приезда ничего не трогали. Только двух милицейских оперов забрали в морг. Оба убиты из обреза. Они были задействованы в операции, объезжали территорию.

— А эти двое? — спросил Колодный.

— Документов при них нет. Один, судя по татуировкам на запястьях, животе и груди, отбывал срок по уголовным статьям. А там, — Пановко показал на место, где лежал человек в тулупе. — Видимо, рыбак. Завтра будем устанавливать личности.

— Еще что-нибудь?

— Главная сенсация. В рюкзаке носильные вещи, этикетки иностранные. В том числе поддевка, ну, вроде утепленной жилетки, в кармане рюкзака квитанция из гостиницы, выписанная на Томаса Эшланда.

Пановко прикурил новую сигарету и сказал:

— Когда приехала опергруппа, на почве был свежий отпечаток протекторов. Покрышки не новые, но в приличном состоянии. Легковая машина. Эксперт сделал гипсовые слепки и фото. Очевидно, двое пострадавших приехали сюда, чтобы выпить бутылку и потолковать. По соседству в своей палатке оказался Эшланд. Произошел бытовой конфликт. Это рабочая версия…

— Интересно, на кой черт здесь оказался Эшланд? — вздохнул Колодный. — Никакой логики. Возможно, Эшланда убили с целью ограбления в другом месте, не здесь. А сюда привезли, чтобы пустили под лед. Тут приехали оперативники… И началось… Это больше похоже на правду.

Колодный плюнул себе под ноги. Они потолковали еще некоторое время, Пановко пригласил гостей в столовую для руководства райкома партии, поужинать. Они отправились туда на двух машинах, посидели в светлой большой комнате, полюбовались на официантку, стройную и красивую, поели, выпили бутылку «пшеничной». Колодный немного согрелся и, повеселев, заказал еще бутылку.

— А с Карповым чего делать? — спросил Орлов. — Ну, это который заведует складом, Карпов? Куда его определять?

— А, этот сукин сын, — Колодный нахмурился. — Мы попросим, чтобы им занялся товарищ Пановко. Чтобы с Карповым, как говориться, по всей строгости закона. Оформляйте бумаги по сто семнадцатой статье за изнасилование и передавайте дело в суд. Свою десятку он получит.

Орлов сказал, что задержится здесь до завтра, пока водолазы будут обследовать дно. Переночует в той же квартире. Колодный решил, что ему оставаться уже незачем и после ужина уехал на служебной машине в Москву.

* * *

В первых сумерках Разин высадил Платта неподалеку от железнодорожной станции, откуда электричкой до Москвы всего минут сорок. Разин сидел, наблюдая, как Платт вышел из станционной будки, где продавали билеты, поставил чемодан, прислонился к ограде и закурил. Народу было всего человек десять, женщины возвращались домой после смены на текстильной фабрике. Разин дождался электричку и уехал.

На окраине Красной Пахры он оказался поздним вечером. Заехал с другой стороны, оставил «волгу» в переулке неподалеку от соседского дома. Прошел на чужой участок и,