— Угу, понятно. — глубокомысленно пробормотал я, не зная пока, что делать с этой информацией: — Ну спасибо за ответ, солдат, поеду я дальше, таможню надо организовывать.

— Ну это значит, что скоро свидимся, как обратно поедете…

— Это еще почему?

— На таможне никто из бар надолго не задерживается, две-три недели послужат и назад. У кого здоровье слабое оказывается, кто еще по какой причине, но, уезжают оттуда все.

— Ладно служивый, неси службу. — я влез на тарантас и тряхнул вожжами.

Первый признак беды, постигшей княжество обнаружился верст через пять- на рельсах замер небольшой состав, состоящий из паровоза и десятка двухосных открытых полувагона, доверху груженных, припорошенной степной пылью, антрацитом.

Дверь в кабину машиниста имела пару пулевых отверстий, одно из стекол было разбито, а на полу и поручнях лесенки имелись засохшие темные пятна, похожие на кровь.

Я не знаток в чтении следов, да и, уверен, за это время здесь прошел дождик, так что больше ничего о судьбе паровозной бригады и личности, нападавших я выяснить не смог, пули в кабине паровоза не обнаружил, оживить паровую машину,

Чьи органы управления состояли из десятков вентилей и рычагов я тоже не сумею, поэтому моему отряду осталось только пройти мимо, продолжая следовать своим путем.

Ещё верст через пять, когда мои подопечные уже выбились из сил, я разглядел в небольшой лощине, чуть в стороне от железнодорожной ветки, небольшую ферму.

— Заночуем там. — я махнул в сторону большого дома и нескольких, приткнувшихся к нему сараек и направил в том направлении Зорьку.

А вот на ферме ситуация была более –менее понятна. Несколько стрелков обстреливали ее обитателей из луков и ружей, защитники отвечали им тем-же, но смогли защитить только свой дом. Судя по всему, под прикрытием огня, часть нападавших вывела из конюшни несколько лошадей ( я повторюсь, не специалист по следам, пришлось сличать отпечатки копыт на земле и отпечатки ног Зорьки, после чего нападавшие с трофеями ушли на юг, а защитники и обитатели фермы, наскоро погрузив самое ценное имущество в телегу, впряглись в нее и поволокли свой груз на север.

Дом, при сбежавших хозяевах, видимо относился к зажиточным, судя по наличию граммофона и десятка пластинок, в комнатах, носивших следы срочных сборов, осталось белье, одежда, посуда и еще множество предметов крестьянского быта, а в погребе лежал десяток яиц, сыр, масло и копченая баранья нога, висящая под потолком.

Колодца во дворе не было, но протоптанная тропинка привела меня к, бьющему из-под земли, роднику, обложенному камнями, с вырытым в песке, углублением под ведра.

— Слушаем внимательно — останавливаемся пока здесь, возможно на несколько дней. В доме навести порядок, приготовить ужин. Вещами разрешаю пользоваться, но ничего не портить и себе не брать. — я взмахнул руками, испуская из себя ману, отчего все предметы в доме получили метки бытовой магии: — Старшая ты!

Я ткнул пальцем в самую старшую из теток, которую знал, как Зябликову Ефросинью.

По моей команде подведомственный мне контингент двинулся в дом, я же занялся лещадью, благо налетчики и хозяева фермы мелочами, хранившимся в конюшне не заинтересовались, оставив на своих местах щетки, ведра и старое седло.

Я решил не загонять сегодня лошадь, а завтра, с рассветом, преодолеть оставшиеся тридцать верст до Покровска верхом, оставив тарантас с казенным грузом и теток-арестанток здесь, так как непривычные к длительным переходам, они, на четверти пути уже выбились из сил и еле переставляли ноги.

С мытьем Зорьки и восстановлением старой уздечки с потертым седлом я провозился до темноты, благо моток дратвы и цыганскую нить я в доме нашел. В дом я вернулся уже по темноте и был приятно удивлен. В горнице царила чистота, на столе стоял, обмотанный полотенцем, чугунок каши и мясом, и кувшин с каким-то киселем, а также отмытая добела миска с ложкой и кружка. Подопечные мои расползлись, от греха подальше, по углам, а, в единственной спальне, отделенной от горницы дощатой дверью, лежали мои мешки и горела свеча у расстеленной кровати.

Я пожал плечами, поужинал, после чего улегся на кровать и задул свечу. Ночного нападения я не опасался — Пират с Принцессой уже освоились во дворе, и вряд ли подпустили бы к ферме чужого, а от нападения теток я защитился, наложив магический засов на, солидной толщины дверь.

И стоило голове коснуться подушки…

Глава 19

Глава девятнадцатая.

— Ты что-же даже не попрощался? Или, чем не угодила я тебе, гость? — я в своем сне вновь оказался в своей квартире из прошлой жизни, за своим любимым столом из дубового массива, а богиня, облаченная в, вышитый сарафан, возилась у кофе машины, которая сердито фыркая, плевалась в большую керамическую кружку горячим паром.

— Смешная фырчалка. — на стол, передо мной, опустилась кружка с кофе, богиня же, с небольшой чашечкой в руках, опустилась напротив, глядя на меня с легкой грустью, как жена, отмечающая годовщину, не повешенной в ванной комнате, полочки.

— Прости богиня. — я вскочил со стула и низко поклонился: — Забегался совсем, закрутился, не успел подойти и простится…

— Полно тебе, Павел, поклоны бить, мы, все-таки, какая-никакая, а родня…- богиня улыбнулась и погрозила мне пальчиком: — Я тебе подарки в дорогу приготовила, а теперь пришлось своего посланника вдогон посылать. Ты его приветь и позаботься, а он тебе службой своей отслужит.

— Что за посланник? — удивился я.

— Завтра все увидишь. И, еще, Павел…- Мокоша отхлебнула кофе из чашечки и довольно, как кошка, зажмурилась: — Ты послезавтра ничего не бойся — ничего плохого с тобой ни произойдет, как бы тяжело и страшно тебе не было. А сейчас прощай, тяжело мне до тебя дотягиваться, не моя это земля…

Богиня махнула ладошкой, как будто прощаясь, и я открыл глаза, понимая, что больше не нахожусь в своей квартире, на последнем этаже высотного здания, с видовыми окнами, а лежу на набитом соломой матрасе, в небольшой спальне засыпного домика, затерянного где-то в южной степи.

Встал я на рассвете, вышел из спальни и неожиданно столкнулся в горнице с, хлопочущей у стола, Ефросиньей.

— Как почивать изводили, ваша светлость? — тетка ловко срезала пласты мяса с бараньей ноги и красиво укладывала их в глиняную миску.

— Хорошо, Ефросинья. Чем остальные занимаются?

— Так спят еще,