Из дверей караулки выглянул сонный офицер с фарфоровой кофейной чашкой и блюдцем в руках.

— Это что за чучела? — офицер глотнул из чашки, поставил ее на блюдце, что держал в другой руке и смело ринулся наперерез колонне арестантов: — А ну-ка стой, болваны, стой, кому сказал!

— Вы зачем кричите, господин поручик? — Зорька обогнула колонну замерших арестантов и заплясала перед местным начальником, чуть не выбив блюдце из рук любителя кофе концом оглобли.

— Ты кто такой? — офицер даже побелел от злости.

— Позвольте отрекомендоваться — князь Булатов Олег Александрович…

— А! — обрадованно заорал поручик: — Я то вас и поджидаю! Вы опоздали с прибытием на службу почти на час, чем нарушили условия контракта. Сдайте оружие и ждите, скоро прибудет конвой из военного суда, и вас, голубчик, уже завтра отправят в штурмовой батальон!

— Ошибаетесь, голубчик…- передразнил я офицера и раскрыл папку с самыми важными документами: — Я, в отличие от вас, занимаюсь службой не считаясь с личным временем, и поэтому приступил к выполнению своих обязанностей по службе государству еще вчера. Извольте видеть — тут и справочка официальная, из министерства финансов прилагается.

Эту справочку, как еще пару подобных, тиснули мне вчера двое чиновников таможенного департамента, которые уже не знали, как от меня избавиться, а я попросил ее составить на всякий случай, чтобы срок моей подневольной службы начал течь, как можно, быстрее.

— Это что за филькина грамота? — офицер потянулся за справкой, но, пока он соображал, какой рукой лучше удерживать блюдце с чашкой, я захлопнул папку с бумагами перед его носом.

— Можете считать это филькиной грамотой, но если попытаетесь меня арестовать или, что вы там бормотали, ответите за срыв переброски в Покровск имущества таможенного департамента, побег этапа каторжников, ну и еще, по мелочи. А я, господин, пока еще поручик, приложу все ресурсы княжества, чтобы вы свой срок отбывали штурмовом батальоне на территории именно моего княжества, и я постараюсь, чтобы вы, за свою короткую, но богатую событиями жизнь, каждый день вспоминали вот этот разговор. Ну а теперь решайте, как вы поступите — как самоубийца или разумный человек? И, если вы человек разумный, то прошу предоставить мне теплушку и тюремный вагон, из расчета — девять человек этапируемых, одна лошадь, тарантас, имущество таможенного департамента и отдельное купе для меня, в мягком вагоне, в соответствии с моим статусом.

Офицер слушал меня молча, но лицо его багровело, а кисти рук, с силой, сжимали блюдце и тонкостенную фарфоровую чашечку, что казалось, еще секунда и дорогая кофейная пара разлетится на осколки. Но, военный совладал с собой, молча развернулся и бросился в дежурку, очевидно, вести переговоры с кем-то, кто настаивал на моем аресте за, якобы имевшее место опоздание в явке на службу. Дверь за собой местный начальник закрыл неплотно и до меня доносились отдельные фразы:

— Да…Справку предъявил… С печатью. Никак нет! А арестантов куда? Девять душ, все как положено, в кандалах… Никак нет. Ваше превосходительство, никак не могу. Не слышу вас, связь плохая.

Из помещения дежурки вышел совсем другой человек — бледный, но злой и собранный.

— Ваше….

— Просто Олег Александрович, господин поручик.

— Олег Александрович, приношу вам свои извинения за произошедшие недоразумение, меня ввели в заблуждение, сообщили, что должен прибыть мошенник, представляющийся аристократом. Но я бы хотел с вами поговорить вот о чем… — офицер взял меня под локоть и увлек в сторону: — Хоть расстреляйте меня, но тюремного вагона в ближайшие десять дней я вам предоставить не могу…

— И что же делать? — я недоуменно захлопал глазами: — Десять дней — это очень много. Давайте тогда осмотрим помещения, где вы, все это время, будете все это время содержать этап, ну и кормить их откуда будете по установленным нормам…

— Я? — поразился офицер: — Кормить и содержать?

— Ну, а кто? — я пожал плечами: — Был бы это коммерческий груз, то, безусловно, мне бы пришлось раскошеливаться, но груз то казенный, и люди следуют в суд, в соответствии с интересами государственного управления.

— Ваша светлость, я намекаю, что вам лучше своих разбойников своим ходом, как положено, в пешем порядке, отправить, куда вам там надо! — взвыл офицер, выведенный из себя моей непонятливостью.

— Нет, дорогой друг, это никак невозможно. До Покровска тысяча двести верст, а суд назначен через восемь дней. За восемь дней этапу никак до Покровска не добраться. И представьте, какой скандал разразится, если выясниться, что судебный процесс сорван, потому, что комендант столичной погрузочной площадки не представил вовремя один жалкий тюремный вагон? А наш верховный судья — очень мстительный человек. Он обязательно донесет о сложившейся ситуации до Генерального имперского прокурора и министра юстиции…

— Да я все понял, ваша светлость…- досадливо отмахнулся поручик: — Но нет у меня арестантских вагонов, и не ожидается. Товарных, хоть десять, могу предоставить, а вот с тюремными — никак.

— Вот нравитесь вы мне, господин поручик. — я ободряюще похлопал офицера по плечу: — И ничего не могу с этим поделать. И поэтому, я готов пойти на нарушение, лишь бы вам помочь. У вас же здесь еще и вербовочный пункт должен быть?

— Ну да. — кисло согласился местный начальник: — Имею честь исполнять обязанности и начальника вербовочного пункта по станции…

— Ну вот и выход из вашей ситуации. С вас два товарных вагона и одна тысяча восемьсот рублей серебром.

— Ка-ка-ких восемьсот рублей? — выдавил из себя, еще более обескураженный офицер.

— Не восемьсот, а одна тысяча восемьсот рублей серебром. Ну как же? Сами посчитайте. Чтобы вас не неволить относительно арестантского вагона, я сейчас своих арестантов переведу в добровольцы на службе империи, от их имени заключу пятилетние контракты, вы им, согласно уложению, обязаны выдать подъемные, по сто рублей, а мне, за каждого привлеченного к службе, еще по сто рублей. Ведь вы же не будете спорить, что этих людей я привел?

— Но ваша светлость, у вас же шестеро, извините, бабы!

— А я, как начальник таможенной заставы, готов заключить контракт и с бабами. Я специально консультировался в министерстве финансов, там мне сказали, что для человека, заключающего государственный контракт, главное доброе здоровье, а вот пол его в государственном уложении не оговорен. И, для