великая. Глаза огнем так и сверкают. Ольга представила, как он ее заграбастывает, как она стонет от сладкой боли в железном кольце его волосатых рук, и снова взмокла.

Но ведь это одной надо идти — без борзых, доезжачих, баб-загонщиц… Несмотря на свои тридцать пять, Ольга была еще крепкой, ловкой и сильной. На спор одной левой грудью могла любого из своих мужей на обе лопатки положить. Да и чужого… В отставку вышла четыре года назад — как раз после русско-сибирской кампании, в чине бригадирши. Тогда во славу государыни Александры Натальевны крепко потрепали они мужицкого царька всея Сибири, Серегу — и кабы не Уральские горы, не морозы трескучие, то и до столицы его… По совести сказать, и Серега в долгу не остался — зашел в тыл и отбил у них обоз с мужьями. Пришлось возвращаться.

А ну как с ним, с диким, придется врукопашную? Сама-то она не дрогнет, а вот обмякнуть может. И очень запросто. Ольга даже укусила подушку от досады.

На половичке, у двери, взвизгнул и шевельнул лапками Петенька — видно, во сне выгонял лису из норы. Небо за окном начало мало-помалу сереть. Ветер угомонился, и было так тихо, что Ольга слышала, как стучат ей в голову мысли о диком мужике. И сам он зовет ее низким, протяжным, точно истома, голосом. И она бежит от него, бежит со всех ног к нему, к его голосу, телу, звериному запаху…

Ольга вскрикнула и проснулась. Стараясь не шуметь, встала с постели, быстро оделась, сняла со стены ружье, привесила на широкий пояс мешочек с порохом и пулями, охотничий нож, взяла на руки сонного Петеньку и вылезла через окно в парк…

О красоте американских женщин

Конец января в Сан-Диего. Цветут мимозы, вишни готовятся. Вечер пятницы. Начальство нашей химической компании покинуло нас после очередного разноса по поводу… все равно по какому поводу. Мы сидели в семинарской комнате и переругивались с использованием ненормативной химической лексики… Компания была мужской и русскоязычной. В основном молодое пополнение, которое наш босс вывез из России буквально несколько дней назад. Пополнение шумело, переполненное свежими впечатлениями от местных калифорнийских реалий. Мы с моим другом Серегой вяло пытались вернуть разговор в рабочее русло. Получалось плохо.

О чем хочет, но не знает говорить молодежь мужескаго пола? Вот именно. О них. Но мы же в Америке. Значит, об американских. О, эти невыносимо однообразные разговоры… Нет таких недостатков у американских женщин, которых не мог бы найти наш соотечественник. Даже если он спит и видит, как стать бывшим. И щеки — как ягодицы, а ягодицы — как удавиться и немедленно. И — ни талии, ни клио, ни мельпомены, не говоря уж о терпсихоре. И везде силикон. Горы и долины силикона. И полная пустота в голове, наполненной только хрустом чипсов, которые она в нее ест. И вообще все они — чернокожие китаянки в разноцветных индийских сари, лопочущие по-арабски.

И мы с Серегой вступились. Нас задело за чужое. Призывали оглянуться вокруг. Приводили в пример черноволосую и кареглазую Кэролайн, секретаршу босса, за которой каждый вечер, к концу рабочего дня, приезжал амбал на джипе, — чтоб у него колеса отсохли. Серега даже рассказал о своей соседке по дому, которая… Впрочем, это уж лишнее было. Умоляли пожить в стране хотя бы недели две, а уж потом делать далеко хромающие выводы. Куда там!.. Молодежь знала все.

Как поступают в таких безнадежных случаях? Именно так мы и поступили. Плюнули и пошли за пивом. Поехали, выражаясь по-американски. В магазинчик под названием «Торговец Джо», где всегда было бельгийское пиво и копченые в хлопковом масле устрицы. И отличные соленые огурцы, о которых вам любой наш человек, видевший Америку по телевизору, скажет, что их там нет и быть не может. И сыр с голубой плесенью, и хрустящие тонкие сухарики с чесноком, на которые этот сыр… Загрузили тележку и встали в очередь к кассе. Стоим. Молчим в тележку. Во рту сухо после бесплодных дебатов с подрастающим поколением. И тут… через три или четыре человека от нас в очереди стоит Она. Читает журнал и говорит по телефону. Возраст… тот самый, когда поднявшееся солнце почти высушило все капли росы на раскрывшемся цветке и аромат, который он начинает источать все сильнее и сильнее, щекочет ноздри. Бывает так, что может защекотать до полного изнеможения. Мы с Серегой переглянулись. Серега жадно облизал губы, часть бороды и усов и сказал:

— А вот…

— И не говори… — ответил я. — Тот самый размер.

— Видишь…

— И слепой увидит. Ты смотри, какая…

— Как две…

— У-у…

— Ага. Просто…

Подробно похвалив видимое, мы перешли к невидимому. Я почувствовал, как в магазине стало душно. Не хватало воздуха. Прекрасная незнакомка что-то щебетала в мобильный телефон. Какому-то Норману… что-то уменьшительно-ласкательное… Подробностей было не разобрать — чужой язык, да и шумно в магазине. Мы с Серегой тут же втянулись в игру под названием «Если бы Норманом был я».

Тут девушка перестала говорить по телефону, посмотрела в нашу сторону, улыбнулась и сказала на чистом русском языке:

— Ну, что, мальчики, скоротали время? А если б не я — трындели бы о своем футболе и ценах на подержанные тачки.

А со своей соседкой Серега меня потом познакомил. Столько золота и солнца в волосах я никогда не видел. И таких изумрудных глаз тоже. Марина ее звали…

Рассказ следователя районной прокуратуры

Я тогда месяца два как пришел после института на работу. Дали мне дело. Ну, какое дело — ничего серьезного. Ни мокрухи, ни мафии международной. Какие-то дачники у нас в кооперативе повздорили. Один у другого курей потравил за то, что они в его огороде поклевали то ли чеснок, то ли петрушку — черт их разберет. А тот, у которого поклевали, собирался этот будущий урожай продать и выручить, само собой, несметные сокровища. Тот, у которого потравили курей, тоже собирался на продаже яиц подняться так, что Фаберже отдыхает. Ну и собрались они сначала между собой выяснить отношения полюбовно — то есть с матом и мордобоем. Люди они пожилые, пенсионеры. С мордобоем ничего толком не