в одежду. Повозка с клеткой тряслась, а значит уже ехала. Анахита теряла сознание и ее отрывало от реальности. Она погружалась в далекий мир, где видела картину. Анахита стоит на краю обрыва, а под ней море со спокойным и холодным течением. У нее есть то, что у нее хотят отнять. Перед ней стоят силуэты и они очень не хотят, чтобы она сорвалась вниз. Они стерегут её, а точнее то, что она украла. На ней был шикарный синий плащ с узорами и камнями, сшитый специально для императорских особ. Подол ее голубого платья развевался на ветру, а длинные каштановые волосы были собраны в красивую прическу. На голове красиво сидела тиара из белого золота. Чем ближе они подходили к ней, тем уже становилось расстояние между ней и пропастью. Стоявшая на краю обрыва, она споткнулась обо что-то и соскользнула с опоры. Она ощутила чью-то крепкую и резкую хватку, однако, её это не удержало. Анахита полетела прямо вниз с обрыва. Стремительно и быстро падая вниз, она ощущала легкость, пока море не ударило прямо в лицо. Анахита вскочила с места.

Солдат Спенсера вылил на нее холодную воду из ведра. Сознание было затуманено настолько, что она не поняла, как оказалась в тюремной камере. Все люди из ее деревни были здесь. В тюрьме было сыро и темно. С потолка сочилась непонятная жидкость с противным запахом. Прутья решетки уже давно заржавели.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Николас, сидевший рядом.

— Отвратительно.

— Нас ждет не лучшее время здесь.

— Я хочу выбраться отсюда.

— Это не так просто. Надо переждать. Тем более, в таком состоянии ты далеко не убежишь.

После короткого молчания Николас вновь заговорил. Но голос его уже перешел на шепот.

— Во время правления отца Рудольфа люди жили в спокойствии. С момента его загадочной смерти, народ обрекли на страдания. Это все началось с должности регента, которую занимала его законная жена, мать Рудольфа. Она ненавидела Мелиссу.

— А ты? Ты ведь в это не веришь? Ты столько времени убеждал меня в её благородности.

— Да. Я в ней не сомневаюсь. Я доверял ей, верил ей. Но делала ли она то же самое? Мелисса всегда была открыта, но в то же время, она была загадкой, которую я не мог разгадать. Твоя мама никогда полностью не раскрывалась мне. Однако Мелисса обладала той доблестью и энергией, какой я прежде не встречал ни в ком. Все эти слухи… Они не имеют крепких корней. Джон ухаживал за ней, а она его отвергла. Но у людей злые языки. Мелиссу оклеветали. Рудольф хоть и не хочет в это верить, все же опасается, ибо в народе слишком много об этом говорят. И то, что он вчера сделал, тому доказательство. Он ведь предупреждал, что сотрет поселение в пыль, если ты не напишешь письмо.

В это время в голову Анахиты ударила мысль о ее любимом. Неужели с ним что-то случилось? Где же он сейчас? Не сделали ли эти гвардейцы с ним ничего? Жив ли он? А если жив, почему не ищет её? Быть может, он ищет ее и не может найти. Вопросов много, но ни на один у нее не было ответа.

Двери тюремной камеры отворились и вошли несколько людей с закрытыми лицами. Они подходили к каждой камере. Один из них был толстый мужчина среднего возраста, который ворчал и с криками выпрашивал солдат принести ему чернильницу. Глаза его были красными то ли от гнева, то ли от воспаления. Наконец-то, ему принесли чернильницу, и он принялся заполнять бумаги. По обе стороны от него стояли еще двое с закрытыми лицами.

— Имя? — спрашивал он каждого, — Из какого они поселения? — спросил он одного из солдат.

— Из Сивиллы, — ответил он.

— Они все из Сивиллы? Это было родное поселение покойного Джона Спенсера. Как вы посмели его опустошить? — спросил он, выпучив глаза.

— Это приказ господина Спенсера Младшего. Делай что тебе велено или проваливай отсюда.

Очередь дошла до Анахиты.

— Имя? — спросил он сразу же.

— Анахита.

Он, вероятно, удивился, ибо сразу поднял глаза и очень долго, с любопытством смотрел на нее.

— Хорошо. Следующий.

«Он тоже наслышан об этих слухах», — думала она. Они ждали, пока каждого не спросят. После запоздалого ужина, всем сидящим в тюрьме объявили о том, что их ждет. Завтра их отправляют в трудовой лагерь.

VIII. Звёзды на грани

На утро в тюрьму явился Спенсер.

— Ты думала я шучу, когда говорил тебе о письме и о том, что будет вам грозить, если ты не выполнишь мое указание? Вы теперь в безвыходном положении. О вас никто не узнает и никто вас не спасет. Не понимаю, для чего я нанял этого парня, если он не выполнил свою часть сделки и не смог заставить тебя по собственной воле написать это письмо.

— Что ты такое говоришь? — спросила Анахита, начав прислушиваться к его словам.

— Тот парень. Как его зовут? Кай? Если он не лжет, то он занимается гаданием. Я заключил с ним сделку: с помощью своих способностей он должен был узнать сведения о твоем происхождении. Для этого ему нужно было увидеть тебя вживую. Я знаю ответ, но все же, хотел удостовериться. Теперь моя душа спокойна. Он должен был заставить тебя по собственной воле написать письмо императору. Разумеется, я не говорил ему о том, каким образом это нужно сделать. По всей видимости, он выбрал влюбить тебя в себя. Он когда-нибудь спрашивал тебя обо мне?

— Откуда ты можешь его знать? Где он сейчас?

— Этого я не могу знать. Удивительно, что он исчез сразу же после того, как я опустошил поселение. Я начинаю жалеть, что вообще с ним связался, так как от него почти не было пользы. Ты действительно в него влюбилась? Вот, глупая. Давно надо было отправить тебя в лагерь и у меня не было бы причин для лишнего беспокойства.

Анахита не верила тому, что слышала. С глаз текли слезы, которые она еле сдерживала, не готовая принять предательство Кая. На утро в тюрьме уже не было ни одного жителя Сивиллы.

Тюрьма замка Серентис.

Кай с трудом открыл глаза. Пространство вокруг него было холодным, а он лежал на каменном полу, скованный сверкающими цепями, которые сдерживали его магию. Борясь с мутным зрением, он заметил силуэт за решетками.

— Очнулся, наконец, — проговорила миниатюрная женщина в черном платье с узорами и с короной на голове.

Фиолетовый плащ свисал с плеч,