Когда все монеты застывают, Вик переворачивает брусок, немного трясет его, и только что отлитое кровавое железо с тяжелым бряцаньем падает на деревянный стол. Я протягиваю руку и беру одну монету, испытывая противоречивые чувства. Это время текло в моих венах семнадцать лет…

– Как ты? – спрашивает Вик, когда я встаю из-за стола. У меня нет времени рассиживаться в этой лавке и размышлять над несправедливостями жизни. Прямо сейчас у Каро могут отнимать годы. Она, возможно, умирает, если уже не умерла. Из-за меня она отправилась к хранилищу, и это было глупо с ее стороны. Хотя в глубине души я понимаю, что этот поступок – проявление истинной доброты. Никто так не заботился обо мне, кроме папы. Но его больше нет.

Мне нужно отнести ей это кровавое железо.

Я жду, пока Вик заворачивает монеты в ткань и передает сверток мне. Даже через ткань я все еще ощущаю их тепло.

Он кладет руку мне на плечо.

– Полегче там, – говорит он. – Ты только что отдала много времени. Можешь потерять сознание или еще что похуже, если будешь сильно напрягаться.

У меня действительно кружится голова и стены плывут перед глазами, но я должна идти.

– Все хорошо, – с трудом выговариваю я. – Со мной все будет хорошо. – Я дергаю плечом, сбрасывая его руку, и собираюсь идти, когда понимаю, что он прав: расстояние до двери кажется непреодолимым. Но мне некогда рассиживаться, набираясь сил, – надо спасать Каро.

* * *

Голова словно в тумане, я чувствую жесткий деревянный настил под собой и плавное покачивание, словно меня несет по волнам. Я протягиваю руку, чтобы дотронуться пальцами до воды, но потом надо мной склоняется чье-то размытое лицо, и пара рук тянется ко мне. Придя в себя, я вижу, что это всего лишь торговец на своей телеге доставил меня к воротам Эверлесса.

Мне никогда прежде не доводилось видеть море. У меня пока забрали десять лет, но скоро заберут еще тридцать – возможно, я так никогда его и не увижу.

Еле держась на ногах, я несусь в комнату Каро.

Когда у тебя забирают десять лет, ты чувствуешь себя как пьяный, но без приятной теплоты, разлитой по телу. Аккуратно ступая вдоль стены, чтобы не упасть, я замечаю людей, проходящих мимо, но не могу различить их лица. Они обходят меня стороной, наверно, думая, что я пьяна. В свете факелов, освещающих коридор, их тени поднимаются и, словно монстры, тянутся ко мне.

Чьи-то руки не дают мне упасть. С надеждой я шепчу:

– Роан.

– Нет, милая, – голос тихий и нежный. Бея. Я опираюсь на нее. – Ты слишком хороша для этой змеи, – ее голос звучит где-то далеко. Змеи. Я снова ощущаю чувство свободного падения, какое испытала в доме колдуньи. Гнилой запах серы бьет в нос, и я переношусь в какое-то темное и тесное место. Холод. Снова запах серы вызывает во мне приступ тошноты. Но он смешан с запахом лаванды – волосы Беи, волосы Беи, говорю я себе, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Я тянусь к ней в поисках опоры:

– Теперь скажи мне, что ты наделала…

Кто говорит со мной? Бея, это Бея зовет меня.

– Что ты наделала?

В звонком испуганном голосе Беи слышится что-то другое – нечто глубокое, сердитое, словно кто-то обращается ко мне из-за ее спины.

Я чувствую, как чьи-то пальцы обхватывают мое запястье. Резкий вздох.

– Джулс, ты же не… ты это сделала для Каро, не так ли? Джулс!

Каро. Имя заставляет меня вернуться к реальности. Цепляясь за руки Беи, я пытаюсь твердо встать на ноги. Она смотрит на меня, во взгляде – тревога.

– Джулс, тебе нужно отдохнуть. Пойдем в спальню…

– Нет, – ответ звучит грубо, и Бея отходит в сторону. – Мне нужно идти к Каро, – говорю я вместо «извини».

Она собирается еще что-то сказать, но я разворачиваюсь в сторону покоев Королевы. Девушка не решается идти за мной.

Непостижимым образом я оказываюсь в нужном коридоре, который ведет в гостевые комнаты. Мне приходится прилагать немало усилий, чтобы идти прямо, но я стараюсь держать голову высоко и крепко сжимаю сверток с кровавым железом под плащом. Я толкаю дверь ладонями. Меня пронзает боль, но дверь поддается.

Атмосфера в спальне мрачная: занавески задернуты, перекрывая доступ дневному свету и превращая уютную комнату в царство странных теней, танцующих в слабых отблесках огня, потрескивающего в камине. Мгновение я думаю: кто же организовал все это для провинившейся служанки, – но потом замечаю Каро. Она дрожит во сне от каждого вздоха. Я сажусь на пустой стул рядом с постелью… Каро шевелится во сне, но не просыпается.

Сперва я гадала, заберут ли они время сразу после оглашения приговора, но, глядя на нее, ответ очевиден. В глубине души теплилась надежда, что будет больше времени, что Каро, занимающая важную должность при леди Голд, выступит на суде, у нее будет шанс доказать свою невиновность. Или Королева вступится за нее. Но стоило догадаться, что не так работает правосудие капитана Айвана.

Она молода, убеждаю я себя, стараясь сохранять спокойствие. Говорила ли она когда-либо, сколько лет у нее осталось? Должно быть, намного больше, чем сорок. Конечно же, Айван не проверял этого, как сделал Вик. И Айван не стал бы переживать, что никто не может позволить себе просто так отдать сорок лет. Голова кружится от подобной мысли. Может быть, прямо сейчас Каро находится в смертельной опасности. Не в первый раз у молодых людей забирают кровь, думая, что ее достаточно, а те падают замертво через год, месяц или день.

Я беру сверток с кровавым железом и кладу его на ночной столик.

– Это для тебя, – говорю я, желая, чтобы она почувствовала мою благодарность за ее заботу. – Десять лет.

Каро, конечно же, никак не реагирует, а лежит едва дыша, и я боюсь: вдруг она умирает?

Раньше мне никогда не приходилось принимать время, но я хорошо знаю, как это делается, поэтому бросаюсь к полкам и возвращаюсь с маленькой бутылочкой вина, наливаю вино в чайник и подогреваю над огнем. Через несколько минут, когда головокружительно-ароматный пар поднимается из чайника, я убираю его с огня и подношу к ночному столику, беру деревянную чашку, кладу туда три свежеизготовленные годовые монеты, добавляю немного горячего вина и завороженно наблюдаю.

Когда металл и горячая жидкость встречаются, слышится тихое шипение, и из чашки поднимается пар, пахнущий жженым сахаром и пеплом. Размешав содержимое, я ставлю чашку на стол и аккуратно трогаю Каро за плечо.

Она медленно просыпается, моргая и дрожа, несмотря на то что в комнате темно и тепло, и постепенно фокусирует взгляд на мне.

– Джулс, – говорит она. Ее голос звучит скорее уставшим, чем удивленным, когда она пытается сесть. – Ты здесь.

– Мне жаль, Каро, – грустно говорю я, беру чашку с горячей смесью и протягиваю ей. – Выпей.

Каро аккуратно принимает чашку у меня из рук. Голова все еще кружится от потери крови, тело ломит, но я все равно не могу представить, как чувствует себя она, потеряв в четыре раза больше. Ее ладони не перебинтованы, как мои: возможно, Айван забрал у нее кровь из вен. Мне становится дурно. На ней бархатное платье с длинными рукавами, поэтому следов не видно.