Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цвях молча поднял ручку и заявление. Стряхнув с листа бумаги пыль, он аккуратно положил его в «дипломат» и, подойдя вплотную к Ольге, скомандовал Амбалу:
– Изобрази нас на память.
– Слушаюсь! – ответил Амбал.
Цвях, ни разу не взглянув на свою жертву, отправился к машине.
Лишь садясь в автомобиль, он крикнул ей:
– Вякнешь слово, отправлю фотографию твоему хахалю. Мы его сюда не звали! За что боролся, на то и напоролся!
Амбал, жадно взглянув на полуголую Ольгу, сказал Цвяху:
– Давай ее трахнем! Чего добру пропадать?
– Глохни, пацан! – рявкнул тот на него. – Ну ее, баб много, а служба у нас одна. Поехали.
И они укатили, оставив Ольгу наедине с бывшим мужем.
Ольга, надев на себя порванную кофту, шатаясь, пошла по шоссе в город. Эдуард подъехал к ней и усадил в машину. Ольга не сопротивлялась.
– У меня другого выбора не было! – оправдываясь, заявил он. – Не хотел пять лет получать за травку. А у тебя язык как был злым, так и остался. Только теперь сама себя ужалила. Сурово они с тобой обошлись, но их тоже можно понять. Каждый за себя.
– Молчи… – сквозь слезы простонала Ольга. – Лучше бы ты меня убил!
– Ха-ха-ха! – саркастически засмеялся Эдуард. – Идти под вышку дураков нет. Да и смерть твоя была бы им только на руку. Будь уверена, они постарались бы свалить ее на Оболенцева.
– И фамилию знаешь? – удивилась Ольга, постепенно приходя в себя.
– Просветили! Ты опаздываешь?
– Опаздываю! – обреченно произнесла Ольга и как-то заговорщически посмотрела на бывшего мужа. Тот прибавил скорость.
Впереди показался крутой поворот. И когда Эдуард собрался лихо повернуть направо, Ольга неожиданно для него рванула руль на себя, и машина, сломав бетонное ограждение, полетела в пропасть…
На самом верху
На этот раз по красным ковровым дорожкам холодных державных коридоров в кабинет Надеинова Оболенцев прошел без малейшей задержки.
Едва он появился в приемной, секретарь Надеинова сообщила, что его ждут.
Хозяин кабинета встретил Оболенцева очень приветливо. Ему нравилось, как работал этот следователь по особо важным делам. Те материалы, которые он предоставил в прокуратуру Союза, были подобны бомбе.
– Как вы и предполагали, Майер проявил излишний педантизм, – не договаривая до конца, спокойно сказал Надеинов после обмена приветствиями.
– На то он и Майер, – также невозмутимо ответил Оболенцев, уже догадываясь, о чем пойдет речь. – Интересно сравнить, насколько его рассказ отличается от того, что он мне наговорил.
– Если и отличается, то в очень незначительных деталях. Я вам только конец покажу. У вас еще будет достаточно времени изучить его полностью.
Надеинов включил монитор. На экране показался Майер. За его плечами виднелись небоскребы Нью-Йорка. Еолос его звучал ровно, хотя было видно, что он нервничает:
«…Таким образом, гражданин прокурор, я изложил все, что мне известно об этой мафии, ее структуре, связях. Ерустно сознавать, что они тянутся от насильников и грабителей, убийц и воров к более высоким представителям власти. Что еще я могу добавить к сказанному?.. Постараюсь как можно скорее выслать вам показания своих земляков, эмигрировавших в Штаты. Знаю, что никакой доказательной силы они у вас не имеют. Но, может, хоть в чем-то помогут вам сориентироваться. Да хранит вас Бог, гражданин прокурор!»
Четкое изображение сменили прыгающие полосы. Надеинов выключил монитор и подошел к столу, на котором была разложена схема связей лиц, проходивших по делу. За это время схема разрослась и напоминала огромную паутину с множеством больших и малых пауков.
– Итак, операция «Империал» материализовывается, – утвердительно и четко произнес Надеинов.
– Обратите внимание, – Оболенцев взял карандаш и стал им водить по схеме, – тандем Борзов – Багиров был взаимовыгодным: милиция прикрывала коррупцию в системе общепита и продторга и в то же время использовала партийную крышу для незаконного обогащения.
– То, что интендантское ведомство исконно воровское, – это не новость. Об этом еще Петр Первый писал, требуя платить им меньше других. Но как в захребетники попали руководители местной партийной организации, органов внутренних дел и, судя по всему, таможни?
– Проще простого! Прежде всего: отсутствие всякого контроля, круговая порука, вседозволенность, умноженные на высокое покровительство и низкие моральные качества лиц, случайно прорвавшихся к власти.
– Ну, а как же юношеский Манифест Коммунистической партии?
– Это не закон Архимеда! Поэтому даже преданные ему партийные лидеры не очень-то верят в эти идеалы.
– Та-ак… – Надеинов оторвал глаза от схемы и вновь посмотрел на Оболенцева. – Откуда Борзов попал в горком?
– Из комсомола.
– Он местный?
– Родился и вырос в Черноморске. В школе дважды оставался на второй год и получил аттестат зрелости исключительно за счет общественной активности: начал с барабанщика пионерской дружины. Затем сразу – горком комсомола: от инструктора до первого секретаря. Умеет подбирать способных людей и выезжает на этом.
– Достаточно!
– Простите, Виктор Сергеевич, еще одна примечательная деталь. Из свидетельских показаний известно, что на городской отчетно-выборной конференции комсомольцы «прокатили» Борзова, но его выручил Липатов – он фактически принудил фальсифицировать результаты тайного голосования.
– Липатов… Будьте осторожнее в выражениях… – Надеинов вышел из-за стола, взял в шкафу Советский энциклопедический словарь и, отыскав нужное место, прочитал вслух: – «Липатов Егор Сергеевич, 1915 года рождения, сов. гос., парт, деятель. Герой Соц. Труда (1975). Член партии с 1939. С 1967 – пред. Черноморского облисполкома. С 1975 – 1-й секретарь обкома. Член ЦК КПСС с 1973. Депутат Верховного Совета СССР с 1970». – Он с шумом захлопнул словарь. – Понимаете, с кем вы меня столкнули лбами?
Оболенцев выдержал взгляд Надеинов а.
– А Ольга Северина – тоже местная? – спокойно поинтересовался Надеинов, не сводя глаз с Оболенцева.
– Я обязан отчитываться о своей личной жизни? – без вызова, ровным голосом спросил Оболенцев, заранее зная ответ.
– Обязаны, таковы наши правила. Так что готовьте объяснение и… и ходатайство о лишении Борзова депутатской неприкосновенности…
В огромном кабинете, отделанном светлым деревом, в высоком кресле, больше напоминающем трон, сидел разъяренный Липатов и барабанил пальцами по подлокотнику. На стенах, друг напротив друга, висели в дорогом багете портреты Ленина и Брежнева. На пустом полированном столе стояла большая хрустальная ваза с роскошным букетом только что срезанных высоких роз. В нишах встроенных шкафов блистали девственной незапятнанностью корешки многочисленных томов классиков марксизма-ленинизма. Горчичного цвета огромный ковер закрывал весь пол кабинета и скрадывал звуки шагов. Массивные кресла в тон ковра готовы были принять участников собрания в этом кабинете властных единомышленников.
Осторожно прикрыв за собой дверь, в кабинет с видом побитой собаки вошел Борзов. Переминавшийся с
