Господину Вольфу, все-таки, удалось испугать ее!

На фирме «Альбион» повсюду горели светильники с лампами дневного света. Директор считал, что это придает помещению солидность и создает деловую атмосферу. Людмиле Станиславовне нравилось, как выглядят стены, офисная мебель, шторы-жалюзи и даже цветы при этом голубоватом освещении.

– Угостите меня кофе? – спросил Никитский, неожиданно подходя к столу, служившем сотрудникам фирмы чем-то вроде стойки бара.

Госпожа Авдеева обратила внимание, что никого, кроме них, у стола не оказалось. Дмитрий Сергеевич обычно пил кофе у себя в кабинете…

Людмила Станиславовна решила не углубляться в свои мысли по данному поводу, а просто налила еще одну чашку кофе и подала Никитскому.

– Гораздо лучше это могла сделать его секретарша, – подумала она.

– Марина заболела, – поймал ее мысль директор и улыбнулся. – А вы уже полностью выздоровели и прекрасно выглядите!

В комнату отдыха вошла сотрудница и позвала Никитского.

– К вам пришли! – сказала она. – Господин Мерцалов.

– Саша! – обрадовался Дмитрий Сергеевич. – Простите, Людочка. Я должен бежать!

Людмила Станиславовна с сожалением смотрела ему вслед. Кажется, Никитский хотел поговорить с ней. Не получилось… Может, и к лучшему! Она спокойно допила кофе и, уже собравшись уходить, заметила мобильный телефон директора, в спешке им забытый.

– Надо отнести, положить на столик в приемной!

Авдеева взяла мобильник и отправилась к кабинету Дмитрия Сергеевича. Дверь оказалась приоткрытой, и оттуда доносились громкие голоса двух мужчин. Один голос принадлежал Никитскому, а второй…

– Это ты убил ее! – говорил незнакомый голос. – Ты последний был с ней… А на утро ее нашли мертвой!

Людмила Станиславовна была очень хорошо воспитана и знала, что подслушивать нельзя. Но в этом случае ее любопытство взяло верх над правилами приличия. Стараясь ступать неслышно, она подошла поближе к приоткрытой двери в кабинет директора, и спряталась за угол шкафа, где Марина хранила документацию.

– Тише! Что ты так кричишь? – урезонивал незнакомца Никитский. – Ты с ума сошел!

– Это не я, а ты сумасшедший! Тебе мало дурить женщинам голову, теперь ты их убиваешь!

– Саша! Что ты несешь?! Ты пьян! Пойдем, я отвезу тебя домой!

– Да нет, благодарю покорно! – завопил незнакомый мужчина. – Ты уже отвез Аврору! С тех пор ее никто не видел живой!

– Уверяю тебя, ты заблуждаешься! – оправдывался Никитский. – Когда я уходил, она была жива и здорова! С чего ты взял такую чушь, будто я мог…

– Ты?! Ты мог! Такие, как ты, и делают самые страшные вещи, оставаясь безнаказанными! Хочешь, скажу почему? Потому, что ты уважаемый человек, директор фирмы. Кому может прийти в голову, что временами ты бываешь совсем другим? Жестоким, безжалостным! Ты, Дима, величайший лицемер из всех, кого я видел. А повидал я немало всякого, ты знаешь!

– Саша, ты за что-то зол на меня, вот и все! Так скажи об этом прямо.

– Мне нравилась Аврора, – вздохнул незнакомец. – Наконец-то, я нашел девушку, которую мог полюбить… И тут ты! Ведь тебе она была не нужна! Ты просто играл с ней, как кот с мышью, а потом убил! Не сомневаюсь, что сейчас у тебя уже есть новая жертва на примете. Кто это? Может, скажешь? Признаешься? Облегчи душу, Дима! За пределами этой жизни для нас как будто ничего не существует, мы живем, как актеры, за которыми в конце спектакля закроется занавес. А вдруг, за этим занавесом нас ждет строгий судья? Что ты ему скажешь?

– Ты много выпил, Саша, – ответил Никитский. – Не стоит садиться за руль в таком состоянии. Поехали, я отвезу тебя домой.

– Ты? Ну уж, нет! Спасибо! Вдруг, ты захочешь проводить меня до квартиры, и завтра милиция обнаружит мой окоченевший труп в постели?

– Тогда вызовем такси.

– Такси… Аврору ты тоже вез на такси. А теперь для нее закрылся занавес!

– Послушай, – не выдержал Никитский. – А может быть, это ты ее убил? Приревновал, разозлился…и решил наказать неверную подругу! Как насчет этого? Помнится, ты рассказывал, как в школе ударил девочку по голове только за то, что она отказалась с тобой встречаться!

– Да ты чего?.. – опешил незнакомый мужчина. – Когда это было? И при чем тут Аврора? Я тогда ушел раньше всех…

– Отправился домой, – подхватил Никитский, – посидел там, чуть протрезвел, или, наоборот, еще добавил, и решил разобраться с девочкой. Поехал к ней домой, и там… слово за слово… Или как все было? Тебе лучше знать!

– Псих! – возмутился неизвестный. – Ты просто псих, Дима! Изощренный, хитрый и умный. Хочешь свалить все на меня?

– Я хочу, чтобы ты успокоился и благополучно добрался домой. Так я вызову такси?

– Не надо, – неизвестный тяжело поднялся с кресла, которое жалобно скрипнуло. – Я сам. Но не надейся, что ты отвел мне глаза! Я не твоя жена, которой ты так заморочил голову, что она праведное путает с грешным! Я тебя в покое не оставлю!

– Ладно, ладно… – примирительно сказал Никитский. – Придешь в себя, потом разберемся, что к чему.

Они вышли из кабинета так стремительно, что Людмила Станиславовна еле успела прижаться спиной к стене за шкафом. Мужчины ее не заметили. Никитский вел своего пошатывающегося, изрядно выпившего собеседника под руку. Авдеева смогла вздохнуть с облегчением, только когда они начали спускаться вниз по лестнице.

Она долго стояла, ни жива, ни мертва. Мысли метались в ее голове, как испуганные мотыльки. Никитский мог вернуться в свой кабинет с минуты на минуту, поэтому Людмила Станиславовна отлепилась, наконец, от стены и на негнущихся ногах побрела на свое рабочее место.

С Балтики дули холодные ветры, неся с собой запах моря и окружающих город лесов. Ветры несли по бледному небу обрывки туч.

Юрий любил ненастные петербургские дни, когда так хорошо было сидеть у раскаленной кафельной печи и читать захватывающую историю чужой жизни. Похоже, его собственная жизнь превращается в некое подобие триллера.

Он разбирал и перечитывал письма, которые его покойный дедушка Платон Иванович Салахов счел необходимым сохранить в своем домашнем архиве. Два послания, самые драгоценные, лежали в отделанной янтарем шкатулке, и оба были от «незабвенной Аграфены Семеновны». Юрий так их и принес, не вынимая из янтарного саркофага.

Письма оказались обыкновенными, написанными молодой женщиной своему будущему супругу, – сдержанные, полные нежности и милой простоты. Казалось, они все еще источают тончайший аромат духов. Ничего, способного натолкнуть на разгадку происходящего, Юрий в них не нашел.

Прочитывая остальную корреспонденцию, письмо за письмом, молодой Салахов все больше погружался в мир Платона Ивановича, который жил памятью о своей любви и страстью к деловым операциям. Сын Арсений был дорог ему как ребенок от любимой женщины, и, кажется, все в жизни старшего Салахова по ценности соизмерялось связью с рано ушедшей от него женой.