Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ух! Я вспомнила. Сегодня же среда. Конкурс красоты. Вот в связи с чем всплыло имя Любавы. Я знала: Краса ВГА дома. И всё ещё в пятнах. Она ответила мне.
Хренчик-венчик! Я переписываюсь через социальные сети. Казните меня!
Надёжа подошла, когда я пустилась в путь вдоль раздачи. С подносом.
– Завтра в Академию прибудет Всеслав Видный. Я плакат купила. Дам ему подписать, – она сияла, как яйца обнажённого древнего героя (памятника, в смысле), установленного в подземке. Их натирают ежедневно сотни рук. На удачу. Я тоже это делала. Казните меня ещё раз!
– С кем ребёнка оставила? – я взяла с раздачи дешёвый свекольный салат.
– С Малиной. Она сама вызвалась. Мне теорию стихосложения обязательно посетить надо. И контрольную сдать. Ты написала?
– Нет, – кисло ответила я.
– Только бы к нему пробиться, – Надёжа извлекла из сумки заботливо свёрнутый в трубочку – чтоб не помялся – плакатик и показала мне лощёного кровопийцу. – В книгопечатне, где и открытки и плакаты продаются, мне сказали, что их разбирают на ура. Все хотят получить автограф.
– Зорица в будущем – воротила печатного дела, – с уважением констатировала я. – Знает когда, где и что продать.
Личная неприязнь – это одно, но к несомненным чужим талантам я отношусь с долей почтения.
Когда уселась за стол, то заметила, что академскую столовую сегодня облагодетельствовал своим присутствием не один Славомир. Пришли и его друзья. Куда же он без них?
Окружение наследника Гуляевских богатств – тема отдельная. Интернационал. С полными банковскими сейфами. Мне Радмилка всех дружков Славомира расписывала. И прикрепляла каждому обидный эпитет.
Ричард. Сын миллионера с Западных островов. Отец его сделал состояние не на светомобилях, но на чём-то с ними связанном. То ли шины, то ли…
Родители, я предполагаю, сотрудничают, дети приятельствуют. Им тоже в будущем сотрудничать. Найдётся о чём вспомнить из приключений бурной молодости во время обсуждения договоров. Слышала, наше образование ценится за границей. В ВГА учится много иностранцев. Иные из небезызвестных семей.
Лазарь. Этот с Востока. Тоже не беден, но в отличие от Славомира и Ричарда богатством не кичится. Обладает незаурядным умом. И хитростью. Миловиден. Кудряв, смугл, темноволос. Способен заболтать кого пожелает. Преподаватели ему благоволят. Девушки млеют. Лазарь из тех, про кого говорят: далеко пойдёт. В нём явственно ощущается потенциал.
Италмаз. Его семейство приехало из Подпекаемых земель несколько поколений назад. Эти люди совершенно обрусели. Из почтения к предкам сохранили свою веру и традиции. Но никто, глядя на Италмаза, не сказал бы, что он иностранец. Отец торгует пряностями. Сын себе ни в чём не отказывает.
В общем, абы кого Славомир себе в друзья не берёт. А они, я думаю, настолько же избирательны.
К нашему столу подошла Златка с подносом.
– Представляете, мне сейчас предложили в «Красе ВГА» поучаствовать! Девушки у них одной не хватает. Любаву до последнего ждали. Я, что, похожа на Сухову?
– По-моему, ты лучше, – ответила Надёжа.
– Аналогично, – согласилась я. В самом деле так считаю.
– Вот ещё, – презрительно отозвалась Златка. – Заняться мне больше нечем. Мы вечером с Ратмиром в кино идём.
Мимо нас шествовала Зорица. Несла на лице разочарованную печать отказа. Я не удержалась от издёвки:
– Что? Никак не получается вновь запоганить бумагу?
Зорица посмотрела на меня сверху вниз, как на пиявку, высокомерно скривила губы. Потом оперлась на спинку моего стула, наклонилась и прошипела:
– Думаешь, я не узнаю, что ты скрываешь?
– Я разве что-то скрываю? – пришлось вложить все силы, чтобы сделать максимально невинные глаза.
– Я думала по-хорошему решить. А теперь будет по-плохому, – зловеще пообещала Зорица.
– Ай-яй-яй. Страшно. Ты сейчас мои права нарушаешь?
– Нет. Ставлю в известность.
Акула ушла, а Надёжа сказала укоризненно:
– Ты её провоцируешь.
Я неопределённо пожала плечами.
Возле дверей своей комнаты я столкнулась с Добрыней. Ждал меня. Предложил прогуляться.
– Сейчас?
– Вечером ведь ты не можешь.
Не очень приятное чувство. Мне кажется, он знает обо мне больше, чем я говорила. Возможно, даже больше, чем я сама о себе знаю.
Лицом общежитие стояло к оживлённой Галушкинской улице. Там весь день и половину ночи шумели машины, катался однорельсовый поезд, спешили по своим делам люди, кормились сектанты. На эту сторону выходили окна моей комнаты. С другой стороны тихо. Гаражи, а затем небольшой парк с речкой и арочным мостиком. Последнему лет триста. На нём табличка висит, мол, княжеством охраняется.
В тёплое время года в парке устраиваются пирушки. Посиделки на траве с принесёнными лакомствами. Зимой по заледеневшему спуску к речке катаются дети.
Туда мы и отправились.
Люблю такие дни. Снег блестит на солнце. Ощущается приближение весны. Скоро Масленица. Новый год мне толком не встретить. Это ночь. Нагуляюсь на Масленицу. Наемся блинов. Шумные весёлые дни. Без учёбы. С дневными гуляньями.
Раньше, до рождения арочного моста, Новый год приходился именно на Масленицу. Позднее приурочили к чёткому календарному первому числу. Теперь в березне-месяце можно вообще не трудиться. Только отдыхать. Гуляньями месяц начинается. Гуляньями заканчивается. И это служит обильной пищей для юмористов всех мастей.
– У вас везде на гаражах солнечные батареи, – нарушил затянувшееся молчание Добрыня.
Лишь бы найти с чего начать разговор.
– Кто как накапливает энергию. И для светомобилей в том числе. У вас не так?
– В Прилучье нет светомобилей. Один трактор. И тот довоенный, дизельный.
– Как вы там живёте? – я – дитя большого города. Лебяжье – полумиллионник. Великоград?.. Даже самый мощный вычислитель на просьбу пересчитать предпочтёт застрелиться.
– Славно, – ответил Добрыня. – Там спокойно. А тут спать невозможно.
– Почему согласился приехать?
– Я жил в Ладном несколько лет. Учился там. Столица нашего округа. Мне нравилось. Потом вернулся в Прилучье. Новых впечатлений захотелось. Потому – Великоград. Да, и знаешь, нас не очень-то спрашивали. Прилучье выбрали по жребию, дальше решали старейшины.
– Как они могли вас не спрашивать? – мы миновали витые чугунные ворота парка.
– Отправка в столицу – миссия в некотором смысле политическая. Мы – первые ласточки. Никто не хочет больше резать тех, кто отличается. Полезность, а не агрессия, приобретает первостепенное значение. Торговые связи. Впрочем, может оказаться, что мы так и останемся первыми. А однажды и вовсе перейдём в число последних. Вероятно, даже посмертно, – добавил он с улыбкой.