Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дубинина нет, – заявил он, едва завидев меня.
– Я к тебе.
– Что-то повеяло опустошением карманов.
Я помялась возле порога. Здравко точно так же мялся на лестнице. Только он ещё и за свою голову переживал. А мне какое дело до его головы? Зачем я здесь?
– Десять гривен.
– Твою мать, Добряна!
Деньги Ратмир всё-таки дал. Под честное слово, что к вечеру пятницы они вернутся в его карман.
В четверг утром мы встретились с Дубининым в коридоре Академии.
– У меня новость, – начал братец и сразу добавил: – Однозначно плохая.
– Давай, – напряглась я.
– Матушка собирается приехать на следующие выходные.
Ой! Действительно плохо. Мама Милорада обычно останавливается в Великограде дня на три-четыре и ночует у нас в 1407. Смущают её Ратмир с Пересветом. Во всяком случае, она так говорит. А вот Лучезара не смущает. Когда матушка приезжала осенью, то замечательно проводила время с Чародейкой в обсуждении сериалов.
– Ну, я сказал, что ты приболела, а Лучезара съехала, – продолжал отчитываться Дубинин. – А то мама по ведьме скучает. Уж не знаю почему…
– И? – тревожное ощущение во мне выросло именно потому, что Милорад продолжал отчитываться. Обычно он просто ставит в известность о скорейшем приходе чего-то и мы вместе решаем, как выпутаться. А тут стоит, рассусоливает.
– В общем, я сообщил, что ты под небольшим заклятием, тревожить тебя нельзя и всё такое.
– Дубинин, ты обещал! – не сдержала я всей полноты голоса.
– А что оставалось делать?
– Врать!
– Я не умею врать. И потом, ты всегда сама твердила, что врать нехорошо.
– Нехорошо станет нам, когда…
– Да подожди! Я сказал ей, мол, нет ничего страшного, ты просто спишь постоянно. Только не в хрустальном гробу, как она сразу подумала. Помнишь тот фильм? А вполне в обычном. Ну, в кровати у себя, и тревожить тебя нельзя никаким образом. Тут только одна зацепочка. Ты со своей мамой и так редко созваниваешься, а теперь вообще не звони. Я звонить буду. Насочиняю что-нибудь. А то моя узнает. И не нервничай. Моя твоей не расскажет.
– Про тебя я то же самое думала, – позаламывать что ли горестно руки? Ух, вот навалилось-то! Милорадовская мама непременно захочет на меня глянуть. Лежу я, видите ли, в гробу. В обычном. Меня по логике поцелуй излечить должен. Если б это только работало, я бы уже начала искать носителя того самого поцелуя.
– Ну прости, – я видела, что Дубинину и самому неприятно. Как на него злиться?
– Короче, сегодня она снова позвонила. Говорит, что прочитала в умной книжке про целебный источник. Вода из него лечит любую колдовскую дрянь. Правда, далеко, сто с лишним вёрст от Святогорода. Знаю я её умные книжки. Скорее всего, бред престарелого барана. Но она сильно-сильно хотела мне об этом сообщить.
Матушка Дубинина и впрямь чрезмерно увлекается литературой о псевдоцелительстве. При всём моём стремлении пробовать что вздумается, лишь бы отвязаться от козьих ног, я не могу сразу пускаться в путь по её наводке. Занятие это долгое, тяжёлое и, надо полагать, бесперспективное.
– Вот ты за водичкой и поедешь, – я ткнула пальцем в грудь Милорада. – Я же в гробу сплю себе.
– Хочешь – съезжу, – огрызнулся братец.
Из-за поворота выскочила Златка и налетела на нас.
– Ты-то мне и нужен, – она тоже ткнула пальцем в грудь Дубинина. – Сознавайся, идёшь завтра на вечеринку?
– Иду, – осторожно ответил тот.
– Не ходи, подари билетик.
Дубинин изобразил пренебрежение.
– Тебе зачем? – поинтересовалась я.
Выяснилось, что Делец стал обладателем четырёх билетов на Новогоднее веселье. Интересно, Златка знает что-нибудь о писарице? Не помню, чтоб мы разговаривали об этом.
– Два билета нам с Ратмиром, а остальные он отдал Усмарю и ему, – она указала на Милорада.
– Ага, – отозвался тот, – только дареное не передаривают.
– Тогда продай. Радмилка жаждет билетик. А я так давно её не видела.
– Две седмицы? – Дубинин начал переигрывать с пренебрежением. – Не подарю. Не продам. Я сам собираюсь на вечеринку пойти.
Он отвернулся и пошёл по коридору, тут же смешавшись с толпой. Златка скрестила на груди руки и пожаловалась:
– И Усмарь не соглашается. Где достать билетик?
Я развела руками и спросила:
– Не знаешь, кто вчера стал Красой ВГА?
Мне совершенно неважно. Любава просила написать.
– Клуша какая-то с первого курса, – ответила Златка, думая о своём. Потом махнула рукой и убежала.
Академия готовилась к Новому году в последний день. Не такой уж большой праздник. Дни солнцестояний и равноденствий всегда почитались сильнее. Они космические. Благодаря солнцу существует жизнь. А что существует благодаря календарю? Возможность вспомнить, какой сегодня день? Тоже, в общем, неплохо, но для полноценного праздника маловато. Однако человеку дай только повод погулять. К тому же все эти шарики, цветочки, мишура останутся висеть до Масленицы.
Занятия нашей группы затянулись, но, к счастью, закончились ещё засветло. Преподаватель дал понять всем, кто не шевелится, что если завтра контрольные не окажутся у него на столе, то мы войдём в Новый год с долгами. Вот ему со Здравко нашлось бы о чём поговорить. Плохая примета. Да пусть даже ужасная. Как заставить себя сесть за контрольную?
Мы вышли из кабинета, прошли к выходу, и я опешила, соображая, что происходит. Обычно в это время в корпусах почти никого нет. А тут битком. Мимо протиснулись девчонки, неся в руках плакаты со светопортретами Всеслава Видного.
Ах да. Кровопийца. Здесь? Ну не в общежитии же ему автографы раздавать. Поклонницы весь десятый этаж разнесут, если он домой к Забытым заявится.
Я с трудом пробралась к выходу. Вышла на улицу. С удовольствием вдохнула свежий воздух. Запрокинула голову и заметила на крыше общежития огромную птицу. Нет, с такого расстояния (нужно же ещё перейти дорогу, пройти мимо жилого дома и цветочной лавки) она не казалась огромной. Но будь это обычный воробей, я б его вовсе не увидела.
Лифт на сей раз работал. Я доехала сразу до двадцатого этажа, прошла через коридор к чёрной лестнице, поднялась по ступенькам и толкнула металлическую дверь.
Добрыня стоял босиком на снегу. Бр-р-р! Как ему не холодно? В джинсах (приоделся уже в Великограде… И ему не чуждо влечение к заокеанской моде). Держал в руках рубашку с косым воротом (ту самую, домотканую, в которой приехал), украшенную вышивкой. Видно, собирался надеть.