Предлагая переждать в доме, я совсем не подумала о постели. Я не учла, что мы будем одни.

Я не сообразила, во что могут вылиться эти два обстоятельства, если их объединить.

– Извини, – сказал Каллум тихо и чуть смущенно. – Ты не хочешь?

Но я лишь неуверенно хмыкнула.

Что я могла сказать? Я никогда не думала о том, хотелось ли мне секса вообще.

И уж точно не предполагала, что кому-то захочется секса со мной.

– Я… гм… никогда… – Подняв наконец глаза, я увидела на его лице искреннее изумление.

– Ты прикалываешься, – заявил он. – Пробыла там пять лет, и ни разу не было?

– Конечно нет. Никто не хотел ко мне прикасаться. До тебя меня даже не целовали.

Он склонил голову набок, озадаченно рассматривая меня:

– Это же нелепо, Рен.

– Но это правда.

Он придвинулся и коснулся меня коленом.

– Ты просто не хотела, вот тебя и не трогали.

Возможно, он был прав. Я прижала ладони к бедрам, но руки так дрожали, что я поспешно сцепила кисти.

– Впрочем, я тоже не удосужился, – сказал Каллум.

Я испытала внезапное облегчение.

– Серьезно? Секс – первое, чем обычно занимаются новички.

– По-моему, все сразу решили, что я с тобой, и стали держаться подальше. – Он встретился со мной глазами и улыбнулся. – Так и было. И есть. – Он подался вперед и тронул мои губы своими. – Я твой.

Я почувствовала, как в животе растеклась странная тяжесть. Мне было и весело, и жутко, и жарко; хотелось обнять его и больше не отпускать. Я сплела наши пальцы. На этот раз дрожала только я, он был спокоен.

– Мо… можно и заняться, – проговорила я сбивчиво. – Но нам придется оставить футболку.

Каллум покосился на нее:

– Почему?

– Там кошмар. Пусть лучше будет на мне.

– Кошмар? – повторил он недоуменно.

Я промолчала, и на его лице проступило понимание.

– Ох. Так это туда тебе выстрелили?

– Да.

– Рен, мне наплевать на шрам.

– Он уродливый. И там не один.

– В тебя выстрелили не один раз?

– Да. Трижды.

– Тебе же было двенадцать! Кому это понадобилось?

– Не знаю, – тихо и напряженно ответила я. – Ничего не помню.

– Вообще ничего?

В мозгу разнесся крик – мой собственный крик, который превратил бы меня в лгунью, ответь я «нет».

– Кое-что помню, – признала я. – По-моему, это был мужчина. Мы жили в меблированных комнатах; он вошел и начал орать на моих родителей. Не помню, в чем было дело, но вроде из-за наркотиков. А они, как обычно, были под сильным кайфом. – Нахлынули образы, и я нахмурилась. – Мама увела меня в спальню, и я решила, что мы попробуем выбраться из окна. Помню, как я смотрела на траву и думала, что до нее очень далеко. Потом я услышала выстрелы и закричала, а мама зажала мне рот, и…

«Ты хочешь нас убить?»

Я сглотнула, когда в голове прозвучал мамин голос.

– Это все, что я помню, честное слово.

Каллум глубоко и прерывисто вздохнул.

– Прости. – Он выражал ужас всем своим существом.

– За то, что спросил? – уточнила я со смешком.

– Конечно нет.

– Короче, мы можем заняться тем, чего ты хочешь, но ее я не сниму, – заявила я, скрестив на груди руки.

Каллум рассмеялся и попытался умолкнуть при виде моего недоумения, но вырвался новый смешок, и он покачал головой.

– Нет, – сказал он, заведя мне за ухо прядь и поцеловав в щеку. – Подождем, пока ты не расщедришься на что-то большее, чем «можем заняться тем, чего ты хочешь». – Он снова прыснул.

Я залилась краской и уставилась в пол.

– Ох. Я не хотела, это не было…

– Ерунда. – Он прикоснулся губами к моему лбу и соскользнул с постели. – Для протокола: я и не рассчитывал.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Растаять и превратиться из рибута в густую кровавую кашу.

– Я могу спать в родительской комнате, – сообщил Каллум.

Я быстро схватила его за руку:

– Нет, ты ведь останешься?

Я все еще хотела с ним близости, пусть даже не той.

– Конечно. – Он был доволен моим вопросом; я прочла это по глазам, когда он улегся в постель.

Я скользнула к нему и стала придвигаться ближе, пока он не заключил меня в объятия. Я уткнулась в его грудь; он съехал ниже и коснулся губами моего уха.

– Когда у нас будет секс, то весь этот бред насчет «сниму – не сниму» пойдет побоку.

– Но…

– Нет уж, извини. Мне наплевать на шрамы, и тебя они тоже не должны волновать. Всё или ничего.

– Тогда, возможно, ты ни с чем и останешься.

– Я тебя умоляю! Ты долго не продержишься.

Я рассмеялась и приподняла голову, чтобы поцеловать его. Каллум крепче прижал меня к груди, наши губы встретились, и я на секунду подумала, что он мог быть прав.

– Рен! – Дыхание Каллума пощекотало мне ухо, и я шевельнулась, задев его щеку лбом. – Солнце садится.

Сквозь сомкнутые веки казалось, что комната купается в оранжевом свете. Кожа Каллума блестела и выглядела почти человеческой.

Я вытянула ноги на мягких простынях. Одеяло я, как выяснилось, сгребла в кулак и подтащила к подбородку. Я находилась внутри облака – роскошного, пышного – и утопала в постели, мягче которой не было ничего на свете. Облако пахло Каллумом: мылом, пряностями, теплом и, безошибочно, самую капельку – рибутом.

Он убрал волосы с моего лба и прижался к нему губами, рассыпав искорки восторга по моему лицу до самой шеи.

– Скоро надо выходить.

Его темные глаза встретились с моими, и я не нашла смысла притворяться, будто мне не страшно. Каллум и сам все видел. Он погладил меня по щеке, и по его пристальному взгляду я поняла, что он не корит меня за страх.

Я кивнула, но не двинулась с места. Вот бы остаться с ним в этой постели на весь день, на всю ночь, на всю неделю! Забыть про дочь Леба, забыть о мифической резервации и обо всем, кроме его рук и улыбки.

И вдруг я увидела, что его трясет. Отдернув от меня пальцы, он откатился в сторону, сел и свесил ноги с кровати. Затем украдкой взглянул на дрожащие руки и потянулся за одеждой.

От ужаса я чуть не задохнулась и уткнулась лицом в подушку, боясь закричать.