Ты хотела его заполучить, Вианн, и заполучила его. У Жозефины тогда не было ни малейшего шанса.

Дело в том, что Зози при всем своем коварстве всегда использовала для достижения своих целей скорее правду, чем обман. Она, точно в зеркале, демонстрировала каждому его отражение, вытаскивая наружу его тайную личину. Я знаю, что в каждом человеке таится тьма; я, например, со своей тьмой боролась всю жизнь. Но до появления Зози я и понятия не имела, как много в моей душе этой тьмы, как много в ней эгоизма и страха.

Королева Кубков. Рыцарь Кубков. Семерка Мечей. Семерка Дисков. Карты моей матери; их навевающий сны запах; знакомые лики.

Неужели Жозефина — это та поблекшая от времени Королева Кубков? Неужели Ру был ее Рыцарем? Неужели я — это вечно меняющая свой облик Луна, двуличная, способная оплести их обоих своей пряжей, как паутиной?

К трем часам домой вернулись Анук и Розетт, приведя с собой Пилу; все трое буквально задыхались от смеха, с трудом переводя дыхание после долгого пребывания на ветру.

— У Пилу есть воздушный змей, — рассказывала Анук, а Розетт весьма живо вторила ей с помощью жестов, — и мы все вместе его запускали вниз по течению реки. И с нами был этот его сумасшедший пес — честное слово, настоящий дурень. Один раз он даже прыгнул в реку, пытаясь поймать воздушного змея за хвост! И нам пришлось его оттуда вытаскивать, так что теперь у Розетт в волосах полно речной травы, а от нас так и разит мокрой собачьей шерстью.

— Неправда! — возмутился Пилу. — Влад — никакой не дурень! Он очень умный пес и прекрасно умеет ловить и приносить мне воздушных змеев. Он — настоящий ретривер! Между прочим, его предки — знаменитые собаки-рыболовы из Древнего Китая!

«Собачья рыба, — сказала Розетт с помощью жестов. — Рыбная собака. Воздушная змеерыба». И она в порядке иллюстрации исполнила вместе с Бамом короткий, но бурный танец.

Алиса, правда, этого не видела: она умчалась наверх, едва услышав собачий лай.

Анук громко крикнула ей:

— Да все нормально, выходи! Это всего лишь Влад. Ты вполне можешь сюда спуститься. Он тебя не укусит.

Сперва я была уверена, что Алиса ни за что не спустится. Но любопытство в итоге победило застенчивость, и она вначале выглянула из своего убежища, потом чуть спустилась и присела на ступеньке лестницы, поглядывая вниз сквозь перила. Пилу мельком на нее глянул, но его, похоже, куда больше интересовало тесто для лепешек, стоявшее на плите.

— Это к сегодняшнему вечеру? — спросил он.

— Верно. Ты лепешки любишь?

Пилу энергично закивал.

— Особенно когда их жарят прямо на костре! Речные люди всегда так делали. И ели их с сосисками и сидром.

— И часто тебе доводилось видеть речных людей? — спросила я. — Мне казалось, они давно уже сюда приплывать перестали.

— Нет, все-таки приплывали иногда, только я еще совсем маленьким был, а потом в Маро стало совсем беспокойно. Вот тогда, по-моему, мой отец с ними и уплыл насовсем. — И Пилу, пожав плечами, принялся изучать готовившиеся на плите кушанья.

А я снова вспомнила о Королеве Кубков, поискала в лице Пилу черты Ру, но никакого сходства не обнаружила. Светлые кудрявые волосы, выгоревшие на солнце; круглое лицо; курносый нос. В целом он, пожалуй, похож на Жозефину, особенно глаза, а вот от Ру в нем абсолютно ничего нет. С другой стороны, Пилу, как и Розетт, любит и умеет рисовать…

Я вспомнила абстрактную картину в баре у Жозефины; вспомнила, какие у нее были глаза, когда она упомянула об отце Пилу. А потом вдруг вспомнила, что она, собственно, об отце Пилу вообще ничего не сказала; просто заявила, что Пилу — ее сын и больше ничей. Именно так отвечала и я сама, когда меня спрашивали об отце Анук; но как раз это-то меня и встревожило, когда я услышала те же слова от Жозефины; и встревожило, пожалуй, куда сильней, чем следовало.

— Когда у тебя день рождения, Пилу?

Его, казалось, удивил мой неожиданный вопрос.

— Семнадцатого сентября, а что?

А у Розетт — двадцатого декабря. Какие близкие даты. Какие ужасно близкие!.. Но какое это, собственно говоря, может иметь значение, даже если мои подозрения оправдаются? Ру ведь не придает абсолютно никакого значения тому, что Анук — не родная его дочь. Почему же в данном случае должно быть иначе? И все же мысль о том, что Ру мог это знать и скрывал, что знает… Скрывал в течение восьми лет, четыре из которых прожил непосредственно здесь, в Ланскне, работая то у здешних фермеров, то на своем судне и снимая комнату у Жозефины…

Рыцарю Кубков есть что скрывать. Его лицо на карте, точно мрамор прожилками, испещрено мелкими трещинками-морщинами. Королева держит свой кубок с таким томным видом, словно жидкость в нем вызывает у нее тошноту. Дети, забрав с собой Влада, поднялись наверх и как-то удивительно там притихли. Ладно, пусть играют. Я прихватила с собой телефон и вышла на улицу, решив немного пройтись.

Ни одного послания от Ру! И телефон у него снова выключен! Я быстро набрала:

Ру, пожалуйста, свяжись со мной! Ты мне нужен…

Разумеется, такой текст я посылать не стала. Мне никогда и никто не был нужен! Если Ру захочет со мной связаться, он это сделает сам. И потом, что я ему скажу? Нет, мне нужно видеть его лицо. Нужно прочесть цвета его ауры…

Погода снова меняется. Я это еще раньше почувствовала, когда разговаривала с Оми на мосту. Ветер по-прежнему силен, но теперь у облачков в небе, похожих на ангельские лики, словно появилась грязная подкладка. Первая капля дождя упала мне на лицо, когда я снова поднималась к нам на холм…

Итак, грядет Черный Отан.

Понедельник, 23 августа

Конечно, отец мой, я не могу рассказать того, что мне поведала Жозефина. Исповедь — официально она принята или нет — есть тайна, и предать тайну исповеди никак нельзя. Но, закончив свой рассказ, она, бедняжка, была бледна, как привидение, а я не находил слов, чтобы хоть как-то ее утешить и успокоить.

— Я просто не знаю, что же мне ей сказать, — растерянно повторяла Жозефина. — Она так гордилась тем, какая я стала! И ведь мир действительно распахнул предо мною все свои двери. Я готова была расправить крылья и улететь отсюда. А теперь что? Я осталась прежней, такой же, как все. И живу по-прежнему в Ланскне, на том же месте, и по-прежнему держу кафе, и потихоньку старею…

Я заметил, что, на мой взгляд, стареть ей еще рано, но она лишь нетерпеливо на меня глянула и воскликнула:

— А ведь я столько надеялась совершить! Столько разных мест повидать! Она словно напоминание о моих напрасных надеждах; а ведь она все это сделала ради меня! И у меня теперь такое чувство, будто я… — Жозефина в отчаянии стиснула кулаки. — Ах, да какой смысл сожалеть? Некоторые люди всю свою жизнь сидят, ожидая одного-единственного поезда, а под конец выясняется, что они даже до железнодорожной станции добраться не сумели.