летела сюда, в Москву, и точно поняла, кто украл кассету у нее. Это была не Кику – той просто нравилось изводить ее намеками, и, брякнув про темное прошлое и получив реакцию, она использовала это потом просто ради своего удовольствия. Кассету же взял Натан. Больше просто некому, а он имел доступ в кабинет и часто там оставался. Для чего ему нужна была эта кассета, Анита не знала. Да и какая теперь-то разница, если все закончилось? Еще несколько часов – и мэр Осинска Анита Комарец исчезнет точно так же, как когда-то Анюта Горюнова, девочка из заброшенного рыбацкого поселка на самом краю земли.Убийца

Вы помните, о чем мечтали в детстве? Я всегда мечтала иметь отца. Да, я хотела, чтобы мой папа забирал меня из детского сада каждый вечер, а не оставлял на пятидневке, как мама, чтобы он приходил на утренники и водил по воскресеньям гулять. Я завидовала всем, у кого были отцы, даже тем, у кого они появлялись только в выходной, зато проводили с ними весь этот день. Мой папа умер, когда я еще не родилась, и мама не любила говорить об этом. Я росла с мыслью, что меня в чем-то обделили, кто-то злой отнял у меня то, чего мне так не хватало – отцовскую любовь. «Пусть у меня будет папа», – думала я, засыпая в Новый год и накануне своего дня рождения, и это было самой большой моей мечтой, хотя я и понимала, что она, увы, несбыточная.

О том, что мой отец жив-здоров, я узнала случайно. Моя мама не отличалась изобретательностью и, как большинство матерей-одиночек того времени, выдумала историю о погибшем родителе. Правда, не учла, что, став старше, я начну подслушивать ее разговоры с тетей Людой – сестрой, в честь которой меня назвали. И вот однажды в таком разговоре промелькнуло имя «Александр» и название «Осинск». Тетка сокрушалась, что, живя совсем недалеко, «этот козел» ни разу даже не навестил родную дочь, не посмотрел, как она выглядит – не говоря уже о том, чтобы «подкинуть деньжат». Мама возражала, что и без его помощи справляется, а Люсе (то есть мне) вовсе незачем такую травму наносить – ребенок, мол, считает, что отец погиб, пусть так и будет. Помню еще, как тетка возмущенно говорила, что законную дочь «козел», небось, балует, а у Люськи даже туфель праздничных нет. Так я выяснила, что, помимо оказавшегося живым отца, у меня есть еще и сестра. Не могу сказать, что именно испытала в тот момент – шок ли, обиду, злость… Скорее – любопытство. Мне исполнилось десять лет, я выросла в уверенности, что папы у меня нет исключительно по трагической случайности, а теперь нужно было привыкать к мысли о том, что он все-таки есть и даже живет в соседнем городе. Любопытство заставило меня однажды перерыть спрятанную мамой жестяную коробку от печенья, в которой она хранила документы и все, до чего не должны были дотянуться мои руки. На самом дне коробки я нашла конверт – единственное письмо маме от отца, датированное годом моего рождения. С трудом разбирая острый мелкий почерк, я выяснила, что моего появления на свет отец вовсе не хотел, уговаривал маму «избавиться» и отказывался от всех обязанностей по моему воспитанию в случае, если она решит рожать. Я была слишком мала, чтобы понять все до конца, но одно уяснила четко – он не хотел, чтобы я родилась. Он меня не любил. На конверте не стояло адреса, но имя и фамилия отца были написаны полностью – Александр Комарец.

С этого момента, вернув коробку с документами на место, я задалась целью увидеть человека, который отказался от меня, даже не увидев. Я повторяла про себя его имя и надеялась, что, когда он встретит меня, то все изменится. У меня будут сестра и отец. О том, что есть еще две мамы – моя мама и той, второй девочки, я, конечно, не думала. В моих детских мечтах все складывалось по щелчку пальцев, как в сказке – папа видит меня и решает, что ошибся тогда, десять лет назад, а теперь должен восстановить справедливость.

Однажды зимой я совершила совсем уж дурацкий поступок. Стянув из маминой сумки деньги, я купила билет на междугородный автобус, соврав в кассе, что еду в детскую больницу, и отправилась в Осинск. Я уже знала, что следует сделать, чтобы получить адрес, а потому на автовокзале сразу направилась в адресное бюро. Сидевшая в застекленном «стакане» пожилая женщина, похожая на Старуху Шапокляк, долго и подробно расспрашивала меня, зачем я ищу адрес Александра Комарца. Я не знала, что говорить, оказалась не готова к такому допросу и уже хотела сдаться и убежать, но тут за меня вступился какой-то огромный дядька в распахнутой куртке и сдвинутой на затылок волчьей шапке-ушанке:

– Мать, да выдай ты уже девчонке адрес, она вон замерзла вся, аж нос синий. Может, это батя ейный… Только очередь создаешь своими расспросами!

И Шапокляк сдалась, протянула мне бумажку с синей надписью «Справка» и адресом, по которому проживал в Осинске Александр Комарец.

Я немного погрелась на автовокзале и отправилась искать улицу и дом. Осинск вовсю готовился к Новому году, люди метались по магазинам, надеясь урвать к столу что-то, кроме пресловутых «ножек Буша». Мне попались несколько человек, несущих елки, женщина с целым пакетом мишуры… У нас за покупку елки всегда отвечала тетя Люда, но она попала в больницу, а мама, разрывавшаяся между двумя работами, конечно, о такой ерунде, как новогодняя атрибутика, просто не думала.

Дом отца я нашла, когда уже начало смеркаться. Стояла во дворе пятиэтажки и, высчитав по номеру квартиры подъезд и этаж, таращилась на два окна на третьем этаже. Там, за этими окнами, жил он. Наверняка сейчас его не было дома, но зато его дочь, моя сестра, уже вернулась из школы. Возможно, именно сейчас она делает уроки или смотрит телевизор… и у них, конечно, тоже будет елка на Новый год, и подарки, и празднично накрытый стол… Моя мама из кожи вон лезла, чтобы у меня было все, потому я не испытывала зависти к возможным подаркам или каким-то вкусностям, что будут у моей сестры. Меня грызло другое – она встретит Новый год с папой, а я, возможно, проведу праздник у мамы на работе, если тетю Люду не выпишут.

Я простояла под окнами часов до восьми, не чувствуя, что совершенно замерзла, но даже приблизиться к подъезду, а не то чтобы войти внутрь и позвонить в квартиру,