вполне возможно, что изолированные поселения могли «потерять» день и даже не заметить этого, так что появление Детей не вызывало большого удивления. По доходящим до нас слухам, на таких Детей смотрят как на уродов и убивают, хотя мы не исключаем и того, что некоторых из них матери прячут в укромных местах.

— Но, как я полагаю, в Гижинске было не так? — ввернул Зиллейби.

Бернард взглянул на него, и краешки губ его дрогнули.

— Похоже, вы ничего не упускаете из виду, Зиллейби? Вы правы, в Гижинске вышло иначе. Потерянный день случился за неделю до Мидвича.

Тремя-четырьмя днями позже мы получили донесение об этом. Русские были очень обеспокоены. И это послужило для нас некоторым утешением, когда начались мидвичские события. Они, надо полагать, тоже в свое время узнали о Мидвиче и вздохнули с облегчением. Между тем наш агент продолжал следить за Гижинском и своевременно доложил нам о странном эффекте — все женщины там оказались беременны. Сначала мы как-то не придали значения этому явлению, оно показалось нам не слишком важным, хотя и любопытным, но когда поняли, что ситуация в Мидвиче развивается аналогично, — интерес немедленно возрос. Когда же родились Дети, положение русских оказалось лучше, чем наше: они просто-напросто «закрыли» Гижинск — городок в два раза крупнее Мидвича, и поступление информации к нам тут же прекратилось.

Мы же «закрыть» Мидвич не могли, нам пришлось работать в иных условиях, и, как мне кажется, вышло это у нас не так уж плохо.

Зиллейби кивнул.

— Понятно. Министерство обороны сделало вид, что ничего не знает ни о нас, ни о русских. Но если бы выяснилось, что у русских появился целый выводок потенциальных гениев, то было бы не вредно иметь возможность выставить против них свою собственную команду.

— Более или менее так. Ведь то, что Дети необыкновенны, выяснилось очень скоро.

— Я должен был сообразить, — грустно покачал головой Зиллейби. — Мне не пришло в голову, что Мидвич может оказаться не единственным. Но теперь мне в голову пришла другая мысль: должно было произойти какое-то важное событие, заставившее вас раскрыть свои карты. Не вижу, чтобы наши дела могли повлечь за собой этот поступок, так что, надо думать, такие события имели место где-то еще, скажем, в Гижинске? Произошло ли там что-нибудь такое, повторения чего можно ожидать и от наших Детей?

Бернард аккуратно положил на тарелку нож и вилку, потом долго внимательно их рассматривал, после чего снова поднял глаза.

— Дальневосточная армия, — заговорил он не торопясь, — недавно получила на вооружение новый тип атомного оружия средней дальности действия — что-то порядка миль пятидесяти-шестидесяти. На прошлой неделе они провели первые полевые испытания. Города Гижинска больше не существует.

Мы так и уставились на него. С возгласом ужаса Анжела наклонилась вперед.

— Вы хотите сказать… все они?..

Бернард кивнул.

— До единого человека. Весь город. Никого не предупредили, иначе могли бы узнать и Дети. Кроме того, все было устроено так, что происшедшее можно списать на ошибку в расчетах, а если потребуется, то и на саботаж. — Он снова помолчал. — Такова официальная версия, — повторил он, — и для внутреннего, и для внешнего пользования. Мы, однако, получили из русских полуофициальных источников копию донесения, отправленного ими по особым каналам. В нем содержится мало конкретных сведений, но нет сомнений, что оно относится к Гижинску и появилось одновременно с осуществлением акции по уничтожению города. Мидвич в этом обращении даже не упомянут, но там есть предостережение, выраженное очень недвусмысленно.

О Детях там говорилось, как о группах, представляющих не просто угрозу для страны проживания, но как о реальной и серьезной опасности для существования всего человечества. Правительства призываются к тому, чтобы без промедления «нейтрализовать» все известные группы. Изложено все очень четко, но чувствуется оттенок паники. В обращении повторяется несколько раз, чтобы все это было сделано быстро и не только ради блага наций или континентов, а именно потому, что Дети — угроза всему человечеству.

Зиллейби изучал узор на тканой скатерти, наконец он поднял голову и спросил:

— И какова же позиция военной разведки? Надо полагать, она хочет разобраться, какие козни затевают русские на этот раз? — Он снова погрузился в изучение узора.

— Большинство — да, но некоторые — нет, — признался Бернард.

Зиллейби опять поднял глаза.

— Они разделались с Гижинском на прошлой неделе, не правда ли? В какой именно день?

— Во вторник, второго июля, — ответил Бернард.

Зиллейби опять кивнул, как бы подводя итог своим размышлениям.

— Любопытно, — сказал он. — Но как, хотелось бы понять, об этом узнали наши Дети?

Вскоре после ужина Бернард объявил, что снова собирается в Грейндж.

— Мне не удалось поговорить с доктором Торрансом, пока там был сэр Джон, а уж после того, что с ним произошло, нам обоим было не до разговоров.

— Думаю, вы не намерены раскрыть нам свои планы в отношении Детей? — спросила Анжела.

Он сделал отрицающий жест.

— Если бы у меня и были какие-то мысли, они представляли бы собой служебную тайну. А пока я хочу узнать у Торранса, нет ли у него каких-либо предложений, основанных на его опыте и знании Детей. Надеюсь вернуться через час или около того, — добавил он и вышел.

Покинув дом, Бернард автоматически направился к машине, но, уже протягивая руку к дверце, подумал, что небольшая прогулка ему не повредит, и двинулся по дорожке к шоссе.

Сразу же за калиткой какая-то незнакомая дама в голубоватом твидовом костюме взглянула на него, заколебалась, а затем все же решилась подойти.

На ее щеках возник слабый румянец, но приблизилась она решительно. Бернард снял шляпу.

— Вы меня не знаете. Я мисс Лэмб, а кто вы такой, мы всегда знали, полковник Уэсткотт.

Бернард ответил на ее слова легким поклоном, думая о том, кто же эти «мы». С успехом можно было предположить, что за словом «мы» скрывался весь Мидвич. Бернард поинтересовался, чем может быть полезен.

— Я к вам насчет Детей, полковник. Что с ними будет?

Он ответил достаточно правдиво, что пока в отношении Детей никакого решения не принято. Она жадно слушала, глаза ее ни на секунду не отрывались от его лица, пальцы, затянутые в перчатки, намертво сцепились.

— Но никакой жестокости не допустят, ведь правда? — умоляющим тоном произнесла она. — О, я знаю, та ночь была ужасна, но это же не их вина! Они еще не ведают, что творят. Вы понимаете, они же еще совсем маленькие! Я знаю, они выглядят вдвое старше своего возраста, но что с того, правда?

Они не хотели зла, которое причинили. Они испугались! А разве мы не испугались бы, явись к