Жизнь человека — это просто миг в истории Земли. А история земли — эпизод в развитии Вселенной. Поэтому боль каждого человека, этой песчинки, незаметна. Умер — и нет твоей боли…

Опять философствую…

* * *

Я был счастлив, что жив и сладко спал в чистой постели после рейда.

Дверь с ужасным скрипом распахнулась, и в комнату ввалились какие-то люди, при этом гулко грохнувшись головами о шкаф. После удара об дверцу шкафа тела рухнули на пол и засмеялись. Я мгновенно проснулся и прислушался.

— Ах! Черт возьми! Ноги заплетаются. А может, это землетрясение? — услышал я голос комбата.

— Иваныч! Держись за меня! — захихикала Наташка.

— Как же за тебя держаться, если ты упала сверху меня? Сними с лица сиськи, дыхать нечем!

— Ну, так вставай!

Послышался стук упавшего плашмя тела.

— Ой! Я не имела в виду, что меня надо сбросить на пол! — послышался женский писк и всхлипывания.

— Ну, прости, радость моя! Не хотел. Ты сама свалилась! — оправдывался Подорожник.

— Прощу за два раза, — ответила та, глупо хихикая.

— А за три?

— Не переломись, комбат! — ехидно сказала Наталья.

— Ты меня разве плохо знаешь! Я еще кое на что гожусь! Эй, замполи-ит! Комис-с-с-ар? Спишь? — прошипел негромко Василий Иванович.

Я скромно промолчал, не желая вступать в ненужные разговоры. Сделал вид, что разбудить меня им не удалось.

— Спит «Герой»! Как убитый. Устал после рейда, умаялся. И прекрасно! Нехорошо выставлять Никифора из собственной комнаты.

Они поставили бутылку и стаканы на стол, звякнули стеклом, чокаясь, и бросились на койку. Завязалась суета с раздеванием. На пол полетели штаны, юбка, куртка, нижнее белье. Мне их приход был не по душе. Возня сопровождалась мычанием, чмоканьем, хихиканьем и шиканьем. Свистящий шепот гулким эхом отражался от стен. Наконец, стриптиз закончился. Наступила фаза предварительных ласк, которые перешли в активные действия. Кровать одной спинкой упиралась в тумбочку, а второй — в батарею отопления. Что тут началось! Бум-бум-бум-бум! Громкий и ритмичный стук заполнил комнату. Бум-бум-бум. Частота ударов и скрипов постепенно увеличивалась. Это продолжалось минут десять, а затем раздалось негромкое рычание комбата и всхлип Наташки.

— Уф-ф-ф! — выдохнул комбат и самодовольно заурчал. — Уф-ф-ф! Ну, как довольна?

— Нет, только размялась. Наливай! И по новой!

Иваныч прошлепал босыми ногами к столу, булькнул из бутылки в стаканы ароматной жидкости и вернулся обратно. (Коньяк пьют и не предлагают, черти!)

Панцирная сетка кровати вновь жалобно скрипнула под их весом. Они, смеясь, чокнулись стаканчиками и без лишних слов опустошили посуду.

— Васенька! Хватит сачковать! За дело! — раздался нахальный голос «стюардессы».

— Погодь! Нужен перекур!

— Какой перекур? Я только разогрелась! За дело!

— Ой! Сразу за дело, а помочь убеленному сединами воину? Я как-никак старый солдат!

— Сейчас помогу…

Раздались чмоки, писки, визги… Кровать вновь начала греметь в такт усилий любовников.

Черт бы их побрал! Разрази гром! Обоих! Я полтора года в Афгане, сплю один, как пес на цепи. А эти негодяи резвятся и разрушают мою психику. Кровь прилила к голове, вены вздулись. Особенно сильно пульсировала кровь в висках, гулко ударяя в голову в такт стучащей кровати. Сердце бухало, как набатный колокол, и готово было вырваться из груди. Стало невыносимо тяжело и жарко. Мерзавцы! Я сейчас просто лопну. Трусы натянулись, и одеяло слегка приподнялось. Скорей бы они прекратили. О, боже! Когда это издевательство закончится?! Терпкий запах пота, коньячного перегара, мужских и женских гормонов заполнил комнату. Мне стало казаться, что я вот-вот насмерть задохнусь от этих «ароматов».

Кровать гремела, мучалась и стонала, как живая. Бум-бум-бум. Они явно позабыли обо мне, о соседях и совершенно потерялись в пространстве и времени. Наташка выла и орала. А Иваныч терзал ее и ревел, точно раненый вепрь. Полчаса не наслаждения, а каторжной работы. О-ох! Выдохнули они одновременно и затихли. Я лежал на боку и почти не дышал, боясь выдать себя.

Подорожник распластался на Наташке без сил и надрывно хрипел, будто загнанный скаковой жеребец.

— Вася! Васенька! Сползи с меня! — простонала Наталья. — Не усни! Мне тяжело, дышать нечем!

Комбат перекатился к стене, звучно шлепнувшись задницей об фанерную перегородку. Затем оба поднялись, присели на краю кровати. Чапай вновь булькнул бутылкой.

— Комиссар! — негромко окликнул комбат. — Проснулся? Мы тебя разбудили? Спать мешаем?

Я не знал, что ответить и поэтому молчал.

— Стесняется! — хихикнула Наташка. — Ну, его! Выпьем вдвоем.

Они опять хлопнули по стакану, и стюардесса принялась тормошить и гладить Подорожника.

— Отстань! Отстань, зараза! Я ведь не племенной бык! Не могу больше!

— Ну, Вася!

— Уйди, а то убью! Выпьем еще по одной и баста! Пойдем, провожу.

Наконец парочка покинула комнату. Их дробные шаги стихли вдали коридора. Хлопнула дверь на улицу.

Я встал на нетвердые ноги и подошел к столу. Налил стопку коньяку и опустошил для успокоения организма, отправился в умывальник. Негодяи! Сбили сон, разбередили во мне все, что можно разбередить. И как теперь опустить мое приподнятое настроение?

Ополоснув лицо прохладной водичкой, я вернулся в комнату и плюхнулся на койку. Долго ворочался и заснуть сумел только на рассвете. Объявившийся по утру Подорожник молча разделся и свалился без сил на кровать. Спустя минуту Чапай громко захрапел. «Нахал! — подумал я раздраженно. — Разбудил ночью весь жилой модуль, мешал своей активностью народу отдыхать, а теперь сладко спит». Матерясь под нос, я пошел завтракать.

* * *

— Никифор! — окликнул меня на плацу Вересков. — Я тебе искренне сочувствую! Какие же ты сегодня мучения принял! Мы с Чухом и артиллеристом в карты играли, когда эта оргия началась. Весь фарт перебили. Игра не получилась совсем. После первого раза крепились и пытались за картами следить. Но когда они решили повторить, бросили!!! Мы плюнули на игру, покурили и разошлись. А какой банк я мог сорвать! Отвлекли, и я снес не ту карту. Чухвастов меня ободрал как липку. Проигрался в дым!

— Выражаю соболезнования, — сказал я мрачно.

— Как я тебя понимаю! — рассмеялся Вересков.

— Ты специально перешел жить в другую комнату?

— Да нет. Комбат велел. Решил собрать вместе своих замов. Ты — рука правая, начальник штаба — левая.

— Левую руку оторвали (начальника штаба), и теперь Иваныч выкручивает эту последнюю руку (меня) и ломает ее, морально! — горько усмехнулся я. — Надоел!