— А этим самым и занимались. И сейчас занимаемся. У нас, знаете ли, помолвка. Ещё раз прошу — заходите. Кто вас проверять будет, сколько «опрос местных жителей» продолжается…

— А стрельбу слышали?

— Мы пьяные, но не глухие, — твёрдо сообщил Фёст. — Нельзя не услышать. Сразу подумали — хорошо люди свадьбу отмечают. Горцы, наверное. Или развод, недавно и такая мода появилась. Минут сорок салютовали…

— А машин мимо вас не проезжало?

— Да кто ж их знает? Смотря какие машины. Вашу сразу услышали, а «Ауди», допустим, проскользнёт — не заметишь. Откровенно говоря, после десяти вечера ни одной не слышали… — Фёст задумчиво посмотрел на старшего лейтенанта. — Так, может, присядете с нами? На полчасика. — Идея затащить за свой стол участкового не оставляла его отуманенный алкоголем разум. — Не последний раз видимся. Чтоб и дальше — по-хорошему…

— Спасибо за приглашение, — улыбнулся участковый, делая в памяти отметку. — Дела делами, а в свободное время отчего к хорошему человеку не заглянуть? Одним словом, я вас прошу — что-то подозрительное случится, сообщайте немедленно. Через «ноль два». Здесь со мной сразу соединят. И, мой совет, на такие игрушки, — он указал на пистолет, — не полагайтесь. Вреда от них больше, чем пользы…

— Да это как сказать.

Видимо, тон его каким-то образом изменился, и один из штатских снова вскинулся, нечто одному ему понятное почуяв. Но ничего не сказал, молча полез в заднюю дверцу.

«УАЗ» рыкнул, пробуксовав в песке, и рванулся в лесную темноту.

— Ну, вы и актёр, — сказала Людмила, когда за ними захлопнулась калитка. — Магистр парапсихологии, читающий лекции полудюжине голых студенток…

— Ты — не хуже. С комарами — блеск. Я, честно сказать, на такие ножки и позы верняком бы засмотрелся. Уже не о задании б думал, а соображал, надеты под сарафаном трусики или так обходишься… Вот только глаза научись прятать. Те, может, и не заметили, но зыркала ты чересчур по-трезвому. Хорошо, ночь. Днём умный опер мог бы просечь…

— А какая разница постороннему, есть под сарафаном трусики или нет? — спросила Людмила с интересом. Как бы продолжая занятие по практической психологии.

— Да чёрт его знает, — честно ответил Вадим. — Но, как правило, парней, особенно до тридцати, эта проблема основательно волнует. Хотя и вправду — какая разница, один слой материи, два или три, если тебе лично в любом варианте ничего не светит…

Пока они не вышли на освещённое пространство, Люда, словно в продолжение темы, обняла его, несколько раз, слегка даже агрессивно, поцеловала.

— Спасибо, что ты — такой… — Она впервые назвала его на «ты». — Спасибо, что живой вернулся. Девчонки рассказали, как ты там… Они все теперь за тебя в огонь и в воду. А если хочешь, я всегда с тобой буду.

«Вот и меня, наконец, кто-то полюбил», — грустно и непривычно радостно подумал Фёст…

— Всегда — понятие растяжимое, — сказал он, отрываясь от невыносимо притягательных девичьих губ и всего остального, что теперь вдруг снова стало совсем не тем, что он небрежно прикрывал от глаз оперов. Совсем не тем…

К столу они подошли порознь, на приличной дистанции. Вяземская не хотела, чтобы подруги раньше времени что-то узнали. Анастасия — ладно. Сама призналась, что Уваров сделал ей официальное предложение и она его приняла.

У неё пока — ничего подобного. Человек, с которым она возмечтала сойтись судьбой, совсем не то, что подполковник Уваров. И не тот, что его брат-близнец: с ним очень легко и просто было чувствовать себя на «Валгалле». Поразительно другой, словно бы намного старше, суровее, жёстче, и время вокруг — не то. О том, что избранному ею мужчине едва перевалило за тридцать, она не подумала. Зато сумела почувствовать, что при всей своей жёсткости — и нежнее тоже. Возможно — именно поэтому.

— Испугался? — благодушно спросил Фёст у Секонда, сделал несколько больших глотков коньяка, стянул зубами с шампура кусок не успевшего остыть мяса. Совершенно как артист Смирнов в короткометражке «Напарник» тысяча девятьсот шестьдесят шестого года выпуска, который никто, кроме него, в этой компании не видел. А зря. — А ничего. Как видишь — обошлось. Спасибо Людмиле…

— Ты бы — не испугался? — тихо спросил Секонд. Фёст его понял сразу. Как его самого поняла Людмила, милая Люда.

— Как тебе сказать? Не осуждаю — в твоём положении, то есть — в чужом, до последней гайки непонятном мире, какой бы ты ни был геройский-разгеройский солдат — испугаться можно, иногда и нужно. Страх для того и придуман. Вопрос — чего пугаться? Впасть в несоответствие перед поверившим в тебя коллективом — пожалуй. А физически — нет. Отстрелялись бы, с боем пробились, до дома доехали. Только в этого лейтенанта, участкового, стрелять я бы ни в коем разе не стал… Глаза у него честные, а жизнь — не приведи бог. Оклад — тысяч двенадцать, а «на чай» и сотню далеко не каждый даст. И не у каждого он возьмёт…

Фёст почувствовал, что его понесло совершенно не туда. Бесконечно длинный день, занятия с девушками, встреча с Воловичем, бестолковая дискуссия с президентом, бой, в котором, признаться, он выжил лишь чудом, нарушив все предварительно данные самому же себе обещания. И после этого — едва не пол-литра крепкого почти без закуски. Чего же ждать? Хорошо, попросту не развезло. Вполне он ещё держится, практически — в норме. И в состоянии младшего братца поучать.

— Вот если бы меня там, на даче генеральской, убили, вот тогда вам худовато пришлось бы… Не захотел бы я на твоём месте и в твоём положении оказаться. Но раз я снова выжил — нечего здесь комплексовать. Тебе. Если твой мир — зоопарк, а мой — подлинные джунгли, о чём речь? Я вот хотел благодарность перед строем объявить…

Повинуясь его взгляду, девушки дружно встали. В кителях с погонами и форменных юбках, в высоких сапогах они выглядели бы куда воинственнее, но и в платьицах с босоножками — тоже вполне ничего.

Фёст жестом велел Секонду налить всем, у него самого в чарке уже было. Недопитое. Раза три он только губы мочил. Сам выпрямился, ухитрившись не качнуться. Вздохнул и сказал:

— Не обладая никакими дисциплинарными и прочими правами, только от себя лично, а может, и не от себя, а от всего становящегося для вас близким мира, который мы вдруг вздумали спасать, хочу объявить эту благодарность… — Сам подтянулся, сдвинул каблуки. — Подпоручикам (а по-местному — лейтенантам) Вельяминовой, Волынской, Витгефт, Вирен — за мужество и героизм, проявленные в боевых действиях. Подпоручику Вяземской — за выдержку и тактическое мастерство в сложной оперативной обстановке. Варламовой и Верещагиной — за тыловое обеспечение очень непростой операции. Сам я ничем государственным вас наградить не могу, а негосударственное каждая из вас завтра получит. Надеюсь, что господин полковник Ляхов на своей стороне что-нибудь придумает. Сообразно должностным возможностям. Проще говоря — спасибо вам, девочки. Что бы я без вас… А теперь — забыли абсолютно всё и гуляем до утра. Танцы и тому подобное…