Нервно оглянувшись на Ника, она продолжила рассуждать о том, что с этой стороны древний дворец уже восстановлен вместе с его поразительными красными колоннами и что археологическая площадка представляет собой вовсе не груду камней, как можно было бы подумать.

– У нас тут даже свой монстр есть, – добавила она горделиво. – Минотавр. Наверняка слышали о таком. Но боюсь, этим вечером его вам не увидеть; вот уж кто-кто, а он вряд ли любит мокнуть под дождем.

– Минотавр? – переспросил Ник. – Что-то знакомое.

– Наполовину человек, наполовину бык. Обитал здесь в былые времена. – Ребекка бросила на Ника насмешливый взгляд. – Но об этом лучше Диану спросить; она у нас специалист по мифам.

Когда мы наконец остановились на парковке, я огляделась по сторонам в тщетной надежде увидеть ту величественную виллу, которую Ребекка так часто мне описывала. Но я видела только расплывчатые очертания чего-то похожего на мотель с побеленными стенами.

– Я понимаю, что это далеко не вилла «Ариадна», – сказала Ребекка, прочитав мои мысли. – Но я подумала, что так будет лучше… – Она замялась, сообразив, что вдаваться в подробности в присутствии Ника было бы не слишком умно, и добавила чуть более бодрым тоном: – Верхний этаж почти полностью свободен. К тому же отсюда до раскопа рукой подать. Когда туман рассеется, вы сможете увидеть развалины дворца.

Несмотря на все мои гримасы и намеки, Ребекка устроила Ника в гостевой комнате прямо рядом со мной. Дело было не в том, что она не заметила моих ужимок; она просто предпочла не обращать на них внимания.

– Да все я поняла, – прошипела она, когда мы наконец остались одни. – Что вообще происходит?

Прекрасно осознавая, что нас отделяет от Ника всего лишь тонкая оштукатуренная стена, я поведала Ребекке все, что могла, подтвердив, что это действительно тот самый Ник, о котором я говорила ей по телефону, – мошенник, который так и не признался в том, что работает на Фонд Акраб.

– Я до сих пор не понимаю, зачем он притащился сюда, – закончила я, – но уверена, что мой браслет – всего лишь повод. Может быть, он пытается понять, почему я поменяла рейс и не имеет ли все это отношения к тому, что случилось в Алжире.

Похоже, мне не удалось убедить Ребекку.

– Я все равно не понимаю. Ты что, действительно стащила этот браслет?

– Ребекка! – Я хотела было рассмеяться, но тут же спохватилась.

В мире Ребекки – в мире фанатичных археологов – припрятать что-то, добытое на раскопках, было равнозначно убийству.

– Ну, может быть, не убийству… – сказала как-то раз Ребекка, осознав, что ее в очередной раз занесло. – Но когда я читаю о подобных вещах – о том, как какой-нибудь бесценный артефакт был обнаружен в свалке барахла какого-то умершего коллекционера, – для меня это все равно что весть о похищенном ребенке, которого насильно удерживали в чьем-то доме на протяжении пятнадцати лет.

Естественно, когда Ребекка услышала, что ее лучшая подруга могла оказаться подобным похитителем, она была потрясена.

– Не говори глупостей, – резко сказала я, чувствуя, как во мне нарастает раздражение от мысли, что Ребекка сочла меня способной на нечто подобное. – Это бабушкин браслет, ты что, не помнишь его? – Я протянула ей руку, показывая браслет.

– Да, точно, – заметила Ребекка через мгновение; она подняла на меня глаза, и в них мелькнуло недовольство. – Я просто не знала, что он достался тебе.

Я отошла к окну. Дождь давно уже превратил маленькую парковку в озеро, в которое со всех сторон вливались грязевые потоки, а липкий дневной туман не позволял мне рассмотреть хоть что-то, кроме смутных очертаний той части строения, что находилась по другую сторону двора. Хотя мотель располагался неподалеку от Кносского дворца – одного из самый привлекательных для туристов мест, – вокруг было до странности пусто, а ведь такая плохая погода отлично подходила для тех, кто желал бы избежать толпы.

Лишь однажды я бывала на здешних раскопках, в тот самый солнечный день десять лет назад, вместе с Ребеккой. И что самое интересное, именно я тогда страстно стремилась увидеть это место. Из-за бабули я уже давно решила, что буду заниматься древней историей, и даже представляла себя чем-то вроде эксперта по культуре бронзового века.

И вот, вооруженные полудюжиной книг и одной бутылкой воды на двоих, мы с Ребеккой провели множество часов, изучая фундамент дворца, восхищаясь восстановленными царскими палатами и находками из подземных хранилищ. Презрительно фыркая в сторону туристов, которые бегали туда-сюда, прикрывая глаза от солнца путеводителями, мы не спеша обошли по периметру всю площадь раскопок, полные решимости в должной мере оценить гигантские размеры первоначального строения. Мы даже подумывали о том, чтобы спрятаться где-нибудь и дождаться, когда дворец закроется на ночь, чтобы увидеть руины в лунном свете.

– Богом клянусь, – сказала тогда Ребекка, в задумчивости покидая территорию раскопок после того, как охранники заперли за нами металлические ворота, – мы сюда вернемся и проведем здесь ночь, даже если это будет стоить нам жизни.

И вот теперь, когда я стояла у окна гостевой комнаты, вглядываясь в туман, те радостные, солнечные дни казались мне такими далекими…

– Просто, – сказала я, наконец осознав, что Ребекка все еще ждет каких-то объяснений, – однажды я получила его по почте. Наверное, бабуля всегда хотела, чтобы он достался мне.

Ребекка была так поражена, что резко встала:

– Поверить не могу, что ты мне об этом не рассказала! Но почему ты… Как она…

– Бекки, – начала я и внезапно ощутила всю навалившуюся на меня усталость; я ведь почти не спала накануне ночью, а уже столько всего произошло – тот ужас в Алжире, долгая дорога до Джербы, потрясение от новой встречи с Ником… – Давай не будем прямо сейчас об этом говорить. Лучше расскажи мне о той глиняной табличке. Ты сделала снимок?

Ребекка схватилась руками за голову, как будто смена темы причинила ей физическую боль. Потом отошла в сторону, чтобы открыть свой ноутбук, и показала мне несколько фотографий какого-то круглого предмета:

– Вот. Более четких снимков не получилось.

Я всмотрелась в экран, но не смогла даже понять, похожи ли символы на диске на бабушкино письмо.

– Да, ты права. Это бесполезно. А где сама табличка?

– Я не уверена, что это вообще хорошая идея… – поморщилась подруга.

– Бекки! Я только что перелетела через Средиземное море…

– Знаю! – Она раздраженно взмахнула руками. – Хорошо. Дело вот в чем… Я знаю, знаю, ты мне говорила, что не надо этого делать, но…

– Ты показала мистеру Телемакосу фотографию мистера Людвига?

Вообще-то, это не было вопросом. При всей ее профессиональной честности Ребекка была просто не способна хранить какие-то тайны. Даже в детстве мне приходилось предотвращать ее встречи с моей матерью, когда мы замышляли какое-нибудь озорство, чтобы она не выболтала все наши планы в самый неподходящий момент. А став взрослой, я иной раз гадала, не была ли моя собственная склонность к скрытности защитной реакцией против абсолютной несдержанности моей подруги.