– Пожалуйста… – Сжимая в одной руке медные знаки, Мирина другой вытащила из-за пояса охотничий нож. – Я не хочу ничего плохого…

Молодой человек вскинул руки, хотя на его лице никакого беспокойства не отразилось.

– Я тоже не хочу ничего плохого. Я просто хочу увидеть твое лицо.

Мирина отступила на шаг назад, и ее пятки погрузились во что-то теплое и мягкое.

– Зачем?

– А почему бы и нет? – рассмеялся юноша.

– Эти знаки, – Мирина подняла кулак с зажатыми в нем бронзовыми пластинками, – мои. Разве не так?

Юноша явно удивился:

– Конечно, они твои.

– Тогда чего тебе нужно? – Мирина сделала еще шаг назад, но потеряла равновесие на скользкой грязи и пошатнулась.

– Я же сказал тебе. – Юноша подошел ближе, улыбаясь так, словно все происходящее было всего-навсего игрой. – Я хочу увидеть твое лицо. Ничего больше.

Мирина подняла нож, чтобы не позволить молодому человеку приблизиться.

– А потом что?

– Ничего, – пожал тот плечами. – Пойдешь куда хочешь.

Мирина колебалась, пытаясь понять, насколько он искренен. Затем наконец сунула нож обратно за пояс и быстро размотала повязку.

– Ну, смотри! – Она опустила глаза, чтобы не видеть его, как она была уверена, презрительного взгляда. – Насмотрелся?

Молодой человек не ответил. А когда Мирина взглянула на него, то не смогла понять, о чем он думает.

– Теперь я могу идти? – спросила она, снова наматывая на голову рваную ткань. – Пожалуйста…

И он наконец отступил в сторону. Мирина, даже не посмотрев на него, пустилась бежать со всех ног, снова крепко прижимая к груди драгоценные медные знаки.

Мирина вернулась к своим сестрам, когда солнце уже опускалось к воде, и увидела, что они снова спорят со сборщиком налогов.

– Эй, погодите! – закричала Мирина, спеша по сходням к внешнему причалу, где стояло их судно. – Сколько медных знаков нужно заплатить за одну ночь?

– Ну, смотря сколько у тебя есть, – ответил сборщик.

Мирина разжала кулак и показала ему знаки.

– А! – воскликнул сборщик. – Значит, две монеты. И еще две утром.

– Что? – Кайми вышла вперед; ее лицо все еще горело от спора, при котором Мирина не присутствовала. – А если утром мы не заплатим?

Сборщик налогов покачал головой:

– Тогда вам придется покинуть причал на рассвете. Но вы не сможете этого сделать. Не сейчас, когда дует северный ветер.

Позже тем же вечером, весьма скудно поужинав лепешкой – один медный знак за дюжину, – Мирина вдруг заметила хорошо одетого пожилого человека, стоявшего на причале рядом с их лодкой и пристально смотревшего на женщин.

– Приветствую вас, – сказал он на языке кочевников.

Его акцент и манера держаться тут же напомнили Мирине о тех мужчинах, которые окружали ее во время соревнования с незнакомым юношей.

– Тебе что-то нужно? – спросила она, вежливо вставая и надеясь, что ошибается.

– Может быть, – ответил мужчина тоном величественного терпения. – Ты ведь та лучница, которая сбила яблоко, разве нет?

– В чем дело? – спросила Анимона, дергая Мирину за рукав. – О чем это он? Мы уже заплатили налог за сегодняшний день. Объясни ему это!

– Не бойтесь, – сказал мужчина, обращаясь к Анимоне, легко переходя с одного языка на другой. – Я пришел, чтобы пригласить всех вас на ужин… – Его взгляд скользнул по жалким остаткам их еды, лежавшей на дне лодки. – Или, наверное, мне следует сказать «пир», который устраивает мой щедрый хозяин, царевич Парис. – Не увидев на лицах женщин никакой реакции, мужчина добавил со слегка высокомерной улыбкой: – Моего господина обычно называют также наследником Трои.

Прибывши на Крит, Тесей… получил от влюбившейся в него Ариадны нить, узнал, как не заплутаться в извивах Лабиринта, убил Минотавра и снова пустился в плавание…

Плутарх. Тесей

Остров Джерба, Тунис

Самолет на Ираклион был практически пустым. Конечно, желающих отправиться на Крит в начале ноября было не слишком много, так что представитель аэрокомпании был только рад поменять мой билет.

Я уже устроилась поудобнее, закинув ноги на пустое соседнее сиденье, когда какой-то мужчина в джинсах и замшевой куртке остановился в проходе и принялся запихивать свой рюкзак в багажное отделение прямо над моей головой.

Хорош собой, подумала я, снова опуская ноги на пол. Но только когда он уселся рядом, я поняла, что это был Ник! Только без бороды.

– Не беспокойтесь, – сказал он, видя мое недоумение, – она снова отрастет.

Мне хотелось ответить ему, проявив истинно британское чувство юмора, но по какой-то причине речевой центр в моем мозгу вышел из строя. Беспорядочная копна волос на голове Ника тоже исчезла, а то, что осталось, было угольно-черного цвета. Но онемела я именно из-за отсутствия бороды. Было нечто абсурдно непристойное в оголенном лице Ника; если бы он взял и разделся прямо у меня на глазах, я была бы потрясена ничуть не меньше.

– Ну, – начал Ник, беря ситуацию под свой контроль, – и что там интересного, на Крите?

Его самодовольство быстро вернуло меня к реальности. Этот человек не только следил за мной после того, как мы распрощались в аэропорту (а как еще он мог узнать о внезапном изменении моих планов?), но и держал себя так, словно это я провинилась, а не он.

– Да как вы смеете вот так меня преследовать?! – возмутилась я, быстро пряча бабушкину тетрадь в сумочку. – Наши с вами дела закончены!

– Вообще-то, – Ник постучал своим паспортом по моему браслету, – я вас не преследую. Я следую за ним. И до тех пор, пока эта маленькая вещица остается на вашей руке, наши с вами дела не закончены.

Это было такое оскорбительное заявление, такая нелепая ситуация… и если бы мы не находились в самолете, я бы просто встала и ушла.

– Считайте этот браслет, – продолжил Ник с раздражавшей меня улыбкой, – наручниками, которые надежно приковали вас ко мне!

Мы сидели молча, пока самолет набирал высоту, и я была только благодарна за возможность заново обдумать собственную стратегию. Очевидно, что Ник оказался рядом только из-за глупого убеждения, будто я украла этот злосчастный браслет. А если рассказать ему всю правду? Или, по крайней мере, основную ее часть, оставив в стороне бабушкину тетрадку?

– Видите ли, дело вот в чем, – начала я, надеясь, что Ник оценит мою честность, – на самом деле этот браслет не из саркофага. Хотите верьте, хотите нет, но он принадлежал моей бабушке…

Ник покачал головой: