Вот Серафима Аркадьевна увидела на дороге такси, вскинула руку, и рядом с ней остановилась белая «Волга». Женщина заглянула в окно передней дверцы, быстро переговорила с водителем и села в машину на заднее сиденье. Так мы, значит, в такси любим разъезжать! Ну, что ж, с удовольствием поиграю в шпионов!

Теперь я следовала за «Волгой» с номером в виде трех четверок, стараясь не отстать. Через полчаса мы уже были за городом, по трассе машина пошла быстрее, а я прочно сидела у нее на хвосте.

Не доезжая до деревни Окунеевка, такси свернуло направо к дачному поселку. Я чуть поотстала от него, чтобы не бросаться в глаза, так как машин на этой дороге было совсем немного. Но я неотрывно ехала за моей подопечной.

Сразу за реденьким леском потянулся забор из металлического профиля, дорога шла вдоль него. Через несколько минут наш маленький кортеж благополучно добрался до больших ворот, на которых белела металлическая вывеска: «Некоммерческое садово-дачное товарищество «Бергамот». Председатель – Я.Я. Грушевский». Такси остановилось у самых ворот; Серафима Аркадьевна вышла из него и тут же нырнула в калитку, имевшуюся в воротах, а машина развернулась и поехала обратно в сторону города.

Я видела это с расстояния примерно метров тридцати. Когда бабушка скрылась за калиткой, я тоже подъехала к воротам, вышла из машины, поставила ее на сигнализацию и осторожно заглянула в ту самую калитку. Я увидела почти полностью разбитую асфальтовую дорогу, идущую между дачными участками. Однако Серафимы Аркадьевны на ней уже не было видно. Куда же это она успела подеваться? Может, дача ее находится рядом с входом и графиня уже успела юркнуть в свою калитку? Очевидно, придется идти искать ее.

Вдруг я услышала сзади голос:

– А ты чего здесь высматриваешь, партизанка?

Я вздрогнула от неожиданности и повернулась. Передо мной стоял дедок лет семидесяти с лишним. Он был в старых, видавших виды шортах, спортивной линялой майке и галошах на босу ногу. На голове дедка красовалась какая-то детская голубая кепка с вышитым на ней зайчиком, лицо и руки его были коричневого цвета от избытка солнца. Очевидно, он загорал с самого начала весны, если к середине мая успел стать похожим на негра.

Я поздоровалась, постаравшись придать своему голосу и выражению лица как можно больше беспечности:

– Я, дедушка, здесь просто гуляю.

– Я не дедушка, я здешний сторож, Гаврила Силантич, – уставив руки в бока, строго сказал дедок. – И просто гулять тутова нельзя, потому как место это я охраняю. Понятно тебе, партизанка?

– А-а… Понятно. Только я не совсем просто гуляю, – объяснила я Гавриле Силантьевичу, – я смотрю, не продает ли кто здесь дачу…

– Не-а, здесь никто не продает, – категорично заявил мой новый знакомый. – Когда кто хочет продать дачу, так перво-наперво мне говорят и на воротах бумажку вешают. А раз никто не говорил мне ничего и на воротах бумажка не висит, так, стало быть, никто и не продает! Поняла?

– Поняла, – кивнула я, согласившись с такими убедительными доводами. – А одни мои знакомые знаете как дачу купили? Совершенно случайно! Приехали к друзьям на их дачу, ходили, гуляли по дачному поселку и набрели на одну, в которой пожилая одинокая женщина жила. У нее незадолго до того умер муж. А дом у нее красивый, с такой, знаете, большой верандой… Сад там и все такое… Мои знакомые взяли да и спросили ее просто так, наудачу: не собираетесь ли, мол, тетя, дачу продавать? А та возьми и скажи: «Как же, собираюсь! Мужа нет, а без него я с ней не справляюсь, тяжело…» И тут же о цене сговорились, представляете?! Вот я и думаю: может, и мне повезет, и я найду здесь того, кто хочет дачу продать? Не подскажете, нет ли в этом товариществе такой пожилой одинокой тети, которая не осиливает дачу и согласилась бы ее продать?

Гаврила Силантьевич задумался, почесал небритый подбородок:

– Ну, если такая и есть, так это токмо Аркадьевна, больше пожилых и одиноких тут нет. Муж у ей годов пятнадцать тому к молодухе сбег, вот она одна и тянет дачку-то! У нее, правда, дочь имеется, зять и внук, да не больно-то они, смотрю, ей помогают…

– А где дача этой Аркадьевны? Далеко? – оживилась я.

– А вот как в ворота зайдешь, по правой, стало быть, стороне и стоит. Пятый дом от етих вот ворот, поняла, партизанка?

– Спасибо, Гаврила Силантьевич! – с чувством поблагодарила я и пошла по дороге, считая ворота в заборе.

Он был высоким, местами сплошным, местами – из штакетника. Из-за забора свешивались ветки яблонь, груш и вишен. За штакетником виднелись участки с деревьями и кустами и небольшие двухэтажные кирпичные дома. Во многих местах забор был оплетен виноградом и плющом, кое-где вдоль него росли кусты сирени и акации. Но вот наконец и пятая по счету дача. Я остановилась и посмотрела на небо. Солнце было уже совсем низко, оно готовилось сесть за горизонт…

Это был старый двухэтажный кирпичный дом за высоким дощатым забором, потемневшим от времени. Я заглянула в щель между досок, но увидела только деревья, кусты и клумбы с цветами. Дом стоял в глубине роскошного сада. Он был, в общем-то, небольшой, судя по окнам, на три-четыре комнатки, плюс кухня и просторная застекленная веранда. Хозяйку нигде не было видно. «Значит, она сидит в доме», – решила я. Подойдя к калитке, я толкнула ее, но она не поддалась: все правильно, Серафима Аркадьевна, зайдя на свой участок, заперла ее изнутри.

Вдоль забора росли большие кусты лесного орешника. Заросли его были густыми. «Лучшей маскировки не придумать», – решила я. Все-таки торчать на дороге возле чужой дачи не очень-то хорошо: кому-то могло показаться это странным. Тот же сторож, заметив меня здесь, заподозрил бы неладное. Я протиснулась в кусты, пожалев о том, что на мне новые джинсы и ветровка: еще порву их о ветки, чего доброго! Но сбегать домой и переодеться все равно не получится, и, похоже, мне придется следить за дачей Серафимы Аркадьевны из этого наблюдательного пункта довольно долго.

Я постаралась облокотиться спиной о старую толстую ветку, я почти села на нее, чтобы снять напряжение с ног. Найдя в заборе хорошую щель, через которую был виден практически весь участок, я припала к ней лицом.

Я рассматривала крылечко, на которое в любой момент могла выйти Серафима Аркадьевна. Время тянулось медленно. Я несколько раз меняла положение тела, но оно все равно уставало.

Вдруг я увидела, как графиня вышла из своего дома и пошла по дорожке, выложенной тротуарной плиткой, к забору. Она принялась обходить свой участок по периметру, оглядываясь по сторонам. «Что это с ней? – подумала я. – Что за ритуал?» Женщина шла вдоль своей ограды, периодически поднимаясь на цыпочки и заглядывая за нее. Вот она остановилась в одном месте и припала к доскам лицом, пытаясь, как и я, рассмотреть что-то сквозь щели. Это уже становится интересным. Она что, тоже партизанит за кем-то? «Скорее всего, – подумала я, – она пытается проверить, есть ли кто из ее соседей на дачах. Не иначе, как замышляет что-то…»