И тут я увидела, как женщина с трудом отодвигает одну из досок забора в сторону. Неужели Серафима Аркадьевна решила проникнуть на чужую территорию, пока соседей нет на даче? А то, что их нет, это я знала точно: проходя мимо того участка, на который она сейчас посягала, я видела на калитке большой амбарный замок.

Точно, бабушка начала с трудом протискиваться в щель в заборе. Вот она уже наполовину скрылась в ней. Надо было что-то делать, сейчас она перелезет к соседям, и я отсюда, из своих кустов, при всем желании не увижу, чем она будет там заниматься.

Я осторожно выбралась из своего укрытия и подошла к соседскому забору. А он, оказывается, совсем хлипкий! Есть доски, которые даже шатаются. Ну-ка, ну-ка…

Я шла вдоль почерневшего от времени забора и трогала все доски подряд. Наконец я наткнулась на такую, которая буквально болталась на одном верхнем гвозде. Я несколько раз качнула нижний край доски взад-вперед, а потом с силой дернула на себя…

Я протискивалась в щель, снова жалея, что оделась сегодня во все новое. Раздался тихий звук разрываемой ткани. Черт! Ветровка… Где-то в области плеча. Ну, надо же!..

Я осторожно шла по саду, стараясь держаться за кустами и деревьями. Хорошо, что все они были старые, и их огромная крона создавала под ними такую тень, что я в своей серой ветровке и синих джинсах была, как в маскировочной одежде, и издалека казалась практически не заметна. Да и солнце уже село, и становилось сумеречно, а уж здесь, в плотной тени деревьев, вообще почти ничего не было видно. Я обогнула угол дома и выглянула из-за него осторожно.

В противоположном от входа углу сада была круглая беседка – обвитое диким виноградом сооружение из досок и реек. Стоя на коленях возле него, Серафима Аркадьевна просунула под низ беседки руку и пыталась что-то вытащить оттуда. Ей это не особо удавалось: очевидно, предмет был большим и с трудом проходил в неширокое отверстие. Я на цыпочках приблизилась к бабушке. Она была до того увлечена своим занятием, что не заметила меня, стоящую буквально в трех метрах от нее. Подождав некоторое время и видя, как женщина мучается, я спросила Серафиму Аркадьевну:

– Помочь?

Она вскрикнула и выпрямилась, но все еще стояла на коленях, зато в руке ее был сверток, завернутый в темную тряпку. Достала-таки!

– Татьяна?! Что вы здесь делаете?!

– Удивительно, но тот же самый вопрос я хотела задать вам, – сказала я, опускаясь на корточки рядом с пожилой дамой.

Она все еще продолжала стоять на коленях, изумленно хлопая ресницами.

– Поднимайтесь, Серафима Аркадьевна, – сказала я и протянула ей руку.

Она машинально взяла ее и поднялась с колен, приняв естественное положение тела.

– Что вы здесь все-таки делаете? – почти возмущенно спросила женщина снова.

– Очевидно, то же самое, что и вы! – ответила я. – Я же вам сказала совсем недавно, в городе, что сегодня вечером буду изымать пистолет, орудие убийства. Вот я приехала сюда за этим. А вы, Серафима Аркадьевна, никак решили помочь следствию и сделали это за меня? Ведь я права, это у вас пистолетик, да? Пожалуйста, покажите мне вашу находку!

Я кивнула на сверток и протянула к нему руку. Графиня посмотрела на меня испуганно:

– Я… вы понимаете…

– Я все понимаю, – сказала я, – давайте, давайте сюда это…

Серафима Аркадьевна медленно подняла свою руку и подала сверток мне. Я взяла его и сразу ощутила тяжесть металла, длинный ствол, прямоугольную рукоятку. Я развернула тряпку: передо мной лежал пистолет системы Макарова.

– Ну, что же вы, Серафима Аркадьевна! Полиция с ног, можно сказать, сбилась в поисках орудия преступления, а вы его укрываете…

Я посмотрела на женщину с укоризной. Она молчала, опустив голову. Потом подняла ее и, заикаясь, сказала:

– Я в-вам… Я в-все об-объясню…

– Да уж будьте так любезны. Но, разумеется, не здесь, не на чужом участке. Предлагаю вернуться на вашу дачу…

Женщина только кивнула в ответ. Мы подошли к забору в том месте, где бабушка пролезла сквозь него.

– Давайте я первая, – сказала я и начала протискиваться между досок.

Оказавшись по ту сторону забора, я спросила Серафиму Аркадьевну:

– Вам помочь?

– Если вас не затруднит…

Оказавшись на родной территории, женщина вдруг как-то приосанилась и уже твердой походкой направилась к своему крыльцу. Я достала из сумки мобильник и набрала номер Мельникова:

– Андрюша, ты у нас где, родной?

– Я выхожу из своего отделения, собираюсь пойти домой…

– Извини, Андрюша, но, боюсь, у тебя ничего не получится.

– Это почему? Кто мне запретит?

– Я сейчас приеду к тебе…

– Даже и не думай, мать! Я тебя ждать не собираюсь, я уже на крыльце… Нет, я уже на остановке маршрутки, вот!

– Тогда вернись в отделение, потому что я еду к тебе вместе с преступником и пистолетом…

– Каким пистолетом?! Ты что, Тань? Первое апреля давно прошло…

– С тем самым пистолетом, из которого застрелили Карину Овсепян, нашу многострадальную домработницу.

– Черт! Ты не шутишь?

– Нисколько. Я сейчас в дачном поселке «Бергамот», это за деревней Окунеевка, направо.

– Ого! Это каким же образом…

– Долго объяснять, Андрюша. Ну, что, ты меня ждешь или как?

Мельников выдержал паузу:

– Ладно. Что с тобой поделаешь?.. Только давай так: ты никуда не рыпайся, я сейчас сам к тебе приеду. Сможешь встретить меня?

– Да, у въездных ворот. Запомнил? Дачный поселок «Бергамот», за деревней Окунеевка, направо.

– Еду…

Я поднялась на крыльцо и зашла на веранду.

Серафима Аркадьевна включила здесь свет. Веранда была довольно большой и просторной. Посередине ее располагался круглый стол, накрытый старой льняной скатертью. Вокруг него было четыре стула. Электрический самовар стоял рядом на облупленном маленьком холодильнике «Саратов». Наверное, вся семья, приезжая на выходные к бабушке на дачу, собиралась здесь пить чай.

– Садитесь, Татьяна, – Серафима Аркадьевна сделала приглашающий жест рукой в сторону стола.

Она поставила на него две чашки с блюдцами, сахарницу и заварник.

Я опустилась на один из стульев. Самовар шумел, хозяйка, достав из холодильника банку варенья, тоже присела к столу. Я удивилась про себя, как она может в такую минуту еще думать о чае.

Серафима Аркадьевна сидела на своем стуле прямая и загадочная, как царица Савская на троне. Она смотрела на меня почти спокойно, лишь грудь ее вздымалась чуть сильнее обычного.

– Я хочу сделать заявление, – ровным и почти ледяным голосом сказала она.