ловко выпрыгнул, минуя трап, высокий статный мужчина. Длинные, белые, точно горный снег, волосы рассыпались у него по широким плечам, а на лице ярко сияли холодные голубые глаза. Он был красив, как скандинавское божество.

2.

Космач легонько двинул друга-инопланетянина кулаком в плечо. Тот улыбнулся и ответил тем же земным жестом. Смотрелось немного дико, но, видимо, друзья давно привыкли именно так приветствовать друг друга.

— Вы можете попрощаться с Мариной, я подожду, — произнёс друг космача голосом низким и сильным.

Ванда пожала плечами.

— Да незачем, Дэмуль, — с улыбкой ответил Василий. — Я давно уже тут всё излазил вдоль и поперёк.

Ула промолчала. Неторопливо обвела глазами остров — лагуну, коттеджи, скалы, наблюдательную вышку.

Можно заглянуть в летний театр, там остались воспоминания не только о том, как её впервые увидел Фред.

Можно сплавать в драгоценный грот, это недалеко и несложно.

Можно хотя бы сходить на пляж, где они встречались с Уэно.

Незачем.

Только душу себе травить. Чувства, к счастью, притупились, ничего уже от них не осталось. Сердце в груди жжёт только одно желание — разыскать и прикончить Фреда, чего бы это ни стоило. Да и то, сие желание — больше рассудочное. А может, наоборот, эмоциональное, потому что особого смысла оно не имеет. Месть не поправит дело, не вернёт Уэно.

Они втроём взошли по ажурной металлической лесенке внутрь корабля, Дэмуль задвинул за их спинами створку люка и запер её прикосновением ладони.

Ула прошла туда, куда её направили, взяв под локоть. Кто именно взял, она даже не взглянула. Машинально оглядела небольшой по общим меркам пассажирский салон, с креслами в четыре ряда. Салон почти пустой, ведь в нём только четыре человека, и то четвёртый вскоре уйдёт в рубку. Ула послушно выбрала сиденье — у иллюминатора, по старой привычке. Послушно села. Послушно пристегнула страховочную шлейку. Согнулась пополам, уткнулась лбом в спинку впереди стоящего кресла и так застыла.

Что дальше? Кто поможет ей отыскать, добраться, отомстить? Василий обещал, значит, он? Или этот Дэмуль? Неважно.

Кто-то прошёл мимо, щеки коснулся лёгкий ветерок, прошуршали шаги. Снова открылся люк, наверно, ещё что-то погрузили. Снова мимо прошуршали шаги, медленные, неуверенные.

Неважно.

3.

«Ула».

Знакомый мысленный оклик заставил вздрогнуть.

Это у неё глюк от горя? Или?

Она подскочила, шлёпнулась обратно, рывком расстегнула шлейку и бросилась к внешнему люку. А как его открыть?

Ула судорожно заскребла створы ногтями.

— Выпустите меня отсюда! Он жив!

Сон не обманул! Это Уэно послал ту картинку!

Сейчас её скрутят и привяжут к пассажирскому креслу, чтобы не бредила.

«Ула, я здесь. Посмотри назад, обернись».

Что?!

Она развернулась всем телом, сползла спиной по створам, села на пол. И смотрела, смотрела, смотрела на человека, что сидел в пассажирском кресле, неестественно выпрямившись. Жёсткий ортопедический корсет, фиксирующий торс, надет прямо на голое тело. Кожа цвета мокрого камня после океанского прилива. Чёрные волосы, очень коротко стриженные, почти под ноль, как у новобранца. Глаза… Большие, тёмные, сине-зелёные, точно глубины океана, почти чёрные. Прямоугольные, вертикальные зрачки.

Она смотрела и не могла поверить своим глазам. И поэтому молчала.

Тёмно-серая кожа побледнела, пошла сине-зелёными волнами.

«Уэно? Неужели это ты?»

«Я».

Она всё ещё не могла поверить.

«Это действительно ты? Я не сплю? Не брежу?»

«Да, это я».

— Она не упадёт в обморок? — озабоченно спросила Ванда где-то сбоку.

— Нет. Она сильная, — ответил Василий, тоже вне поля зрения.

Сильная? Ну да, конечно, она не потеряла сознание. Но и с пола встать не может, ноги не держат. Сильная, ага, как же…

Ула повернула голову на деревянной шее.

— Почему вы мне не сказали? — спросила почти без голоса.

И тут же заорала так, что сама чуть не оглохла.

— Почему вы мне не сказали?!! Я целый месяц думала, что он мёртв!!!

— Я хотела сказать, — виновато пробормотала Ванда, опустив глаза.

— Это я ей не дал, — спокойно сказал Василий. — Я, тупой, отбитый солдафон, не дал ей сказать тебе правду до самого последнего момента. Был риск, что Уэно не выживет. Был риск, что у него ничего не получится…

Космач не добавил, что был ещё один риск. В целом Ула сдержанная, но тут особый случай. Узнай она правду сразу, наверняка фонтанировала бы эмоциями, носилась по берегу, пугалась, радовалась, сомневалась, а в целом нервничала и без конца требовала бы подтверждения, что он жив. Короче, сбила бы весь процесс…

— …Тогда ты потеряла бы его во второй раз. И уж точно могла умереть.

А зачем тогда ей было бы жить?

— А корсет зачем?

— Корсет мой, он ему необходим пока что.

«Я ещё не достроил кости, человеческий скелет. Торопился».

— Не треморь его, не заставляй разговаривать вслух, он ещё не привык.

«Но всегда хотел попробовать».

— И с телепатией не приставай, на неё вообще-то силы тратятся, они ему нужны сейчас. Вот садись рядом в кресло и смотри, сколько влезет. Только руками не трогай. Рано.

Никогда не думала, что захочется пришибить кого-нибудь ещё, кроме безумного убийцы, Фреда.

Совет не трогать руками — очень вовремя. Она бы точно забылась на радостях.

Ула заплакала.

«Мне сейчас и обнять тебя будет страшно, я же привыкла, что ты невероятно сильный… Прости, что я такая слабая, я рисковала тебя не дождаться… Но я же не знала… Это всё-таки именно ты послал мне тот сон… Про то, что я сижу по пояс в воде, а у тебя осталось всего одно щупальце, но ты жив…»

«Оно так и было, всего одно. Я и его использовал, как строительный материал».

— Но… но как?!!

У неё в голове молниеносно промелькнула тысяча идей насчёт того, как. Она даже припомнила купол пришельцев на дне подводного разлома.

— А ты не в курсе, что даже земные, маленькие осьминоги умеют перестраивать свой геном? А этот у нас всё-таки большой, древний и высокоразумный.

— Но если ты и раньше мог вот так сделать, почему же не сделал?

«А раньше мне было незачем».

4.

Охренеть.

В её жизни внезапно снова появился Уэно, мало того, что живой, так ещё и гуманоид теперь.

Осьминоги умеют перестраивать свой геном.

Охренеть, точно. От счастья.

— Глаза Моря, — улыбаясь, сказала Ула, глядя в тёмно-бирюзовые искрящиеся глаза Уэно. — Ты — мои Глаза Моря. И — всё остальное. Ты — моё всё.

— Тихонько, тихонько, — снова вмешался Василий. — Не испугай парня таким нахрапом. Не то он сиганёт прямо отсюда и сделает бульк в океан с концами.

Оказалось, они уже летели в