Она заперла входную дверь, повесила на нее табличку «Закрыто» и повела Ларису в глубину фойе, где обнаружилась еще одна дверь – низенькая, с резными филенками.

Скромные размеры и невзрачный вид этой двери создали удивительный контраст, когда за ней обнаружился длинный коридор с удивительно высоким потолком.

Лариса на мгновение замерла, пораженная, – это был коридор из ее сна, коридор, по которому во сне вела ее девочка в старомодном платье, девочка, удивительно похожая на нее саму…

Только на этот раз она шла не за той девочкой, а за унылой старой девой в вязаной шерстяной кофте.

Они дошли до конца коридора, до высокой двери, и Вилена на мгновение задержалась перед ней, словно хотела подготовить Ларису к ожидающему ее зрелищу. И Лариса действительно ощутила волнение – что она увидит за этой дверью?

Как в ее повторяющемся сне, из-под двери пробивалась узкая полоска света. Вилена взялась за дверную ручку, распахнула дверь…

За этой дверью не было рождественской елки. Не было за ней и просторного зала с камином и красивой старинной мебелью. За ней оказалась обычная комната второразрядного музея, вдоль стен – витрины с какими-то экспонатами и книжные шкафы, на самих стенах – картины, принадлежащие, надо думать, кисти Масальского. В дальнем углу стоял мольберт, на нем – какая-то неоконченная картина.

– Вот здесь – личные вещи Ореста Александровича, – затараторила Вилена с характерными интонациями экскурсовода, – а вот в этих шкафах – книги из его личной библиотеки, а также те книги, которые он иллюстрировал…

– А здесь, в этой комнате, раньше не было камина? – поинтересовалась Лариса.

Вилена взглянула на нее быстро и заинтересованно и проговорила:

– Интересно, что вы спросили об этом… действительно, сохранилось несколько карандашных рисунков, на которых в этой комнате присутствует камин и большой обеденный стол. Но Василий Дмитриевич – это наш теперешний директор – считает, что в то время, когда здесь жил Масальский, в этой комнате был не обеденный зал, а мастерская художника. Поэтому здесь разместили основную экспозицию…

– Вот как, – протянула Лариса. – А картина «Стрелок рассвета» висела как раз над камином…

– Кто вам это сказал? – заинтересовалась Вилена. – Елена Ивановна?

Лариса в ответ проговорила что-то неразборчивое.

– Вы знаете, – продолжила Вилена, – она, Елена Ивановна, очень любила эту картину, но когда Василий Дмитриевич стал директором, он распорядился убрать ее в запасники. Он считает, что в этой картине воплощено то дурное, вульгарное начало, которое, по его мнению, было характерно для того времени и присутствовало в творчестве Ореста Александровича.

Он считал, что Орест Александрович создал эту картину на потребу вкусам тогдашней буржуазной публики. Елена Ивановна была с ним категорически не согласна, и когда он своей властью убрал картину из экспозиции, она сказала, что уйдет из музея. И не просто сказала – она положила на его стол заявление об увольнении по собственному желанию… и что, вы думаете, он сделал?

– Что? – переспросила Лариса, поскольку Вилена смотрела на нее, явно ожидая ответа.

– Подписал это заявление! Мало того – он сказал, что Елене Ивановне давно пора на пенсию! Что она – работник старого образца, из тех, кто тормозит научный прогресс! Вы представляете? Елена Ивановна была старейшим, опытнейшим сотрудником музея…

– Да-а… – неопределенно протянула Лариса. – Так где же сейчас эта картина?

– Ах, ну да, вы же хотели ее осмотреть… – Вилена прошла в дальний конец комнаты, к двери, на которой висела табличка «Не входить», достала из кармана своей кофты старинный ключ с фигурной бородкой и отперла дверь.

Лариса вслед за ней вошла в следующую комнату.

В первый момент здесь было совершенно темно, но Вилена нашарила на стене выключатель и щелкнула им.

Темнота расступилась.

Лариса увидела комнату поменьше первой, которую занимали многочисленные стеллажи и шкафы. На всех открытых полках стеллажей лежали старинные картонные папки с завязками, в которых, видимо, хранились рисунки и эскизы Масальского, а также его прижизненные фотографии.

Вилена обошла эти стеллажи, подошла к большому двустворчатому шкафу и открыла его.

В шкафу стояла та самая картина, которую Лариса видела во сне. Та картина, которую показала ей девочка в старомодном платье. Картина, которую эта девочка велела ей найти.

«Вот я и нашла ее, – подумала Лариса. – И что дальше? Кто подскажет мне следующий шаг?»

– Вот она, вот эта картина! – радостно воскликнула Вилена, как будто это она создала шедевр. – Елена Ивановна считала ее лучшей работой Масальского, и я думаю, что она не ошибалась! А Василий Дмитриевич считал ее вульгарной, второсортной, не имеющей художественной ценности…

Вилена еще что-то говорила, но Лариса ее не слушала, не отрываясь, она разглядывала картину, которую прежде видела только во сне.

Она смотрела на картину и удивлялась, как точно она совпадала с картиной из ее сна – освещенная первыми рассветными лучами поляна, серые стоячие камни-дольмены, словно сгустки мрака, особенно мрачные на фоне яркого рассветного неба, огромные серые валуны, похожие на древних колдунов или на могучих средневековых воинов, почетным караулом окруживших эту поляну, словно стерегущие ее от постороннего вторжения.

И кроме этих безмолвных каменных стражей на поляне присутствовал живой человек, высокий лучник в зеленом плаще и странном головном уборе.

Стрелок натянул свой длинный лук и уже послал одну за другой три стрелы. Послал их в просвет между камнями, через который лились на поляну первые солнечные лучи.

И стрелы, выпущенные из лука, скрещивались с этими первыми лучами, воспламеняясь от их золотого сияния, вспыхивая ярким рассветным пламенем…

Лариса любовалась картиной – и в то же время невольно сравнивала ее с той, которую видела во сне.

Что-то в этой картине было не так, что-то не совпадало с картиной из ее сна. Впрочем, в этом не было ничего странного, наоборот, странно было то, что картины из сна и яви совпадали, пусть не до последней детали.

Однако это несоответствие отчего-то мешало Ларисе, смущало ее, и девушка стала еще внимательнее разглядывать картину, пытаясь найти различия.

Она вспомнила, как в детстве играла в такую игру – найди десять отличий. Тогда нужно было сравнить две с виду одинаковые картинки и найти в одной из них десять деталей, которые отсутствуют в другой. Или отличаются. Только сейчас игра была куда сложнее – ведь одна из двух картинок, которые нужно было сравнить… то есть из двух картин, не существовала. Лариса видела ее только во сне, и теперь ей приходилось полагаться исключительно на свою память, на то, как точно она сохранила детали картины.

Она снова и снова разглядывала холст… и вдруг рассмеялась, поняв, что решение лежало на поверхности и она не сразу нашла его только по причине излишней очевидности.