Оставшееся без главнокомандующего крымское войско беспорядочно разбегалось, направляясь в Крым, а за ним по пятам гнались ногайцы, рассчитывавшие поживиться на богатом полуострове. Полуостров, бывший практически недоступным для тогдашней пешей рати московского князя, отягощенной артиллерией и обозами с припасами, был легкодостижим для кочевников, войско которых было таким же подвижным и не связанным с обозами, как и у самих крымских татар. Надежной защитой от такого рода врага обычно был Перекоп, но только не в этом случае – перешеек практически некому было защищать, не было достаточного количества воинов, не было организовано командование – и в итоге неприступный в иных условиях рубеж продержались всего три дня. Ногайцы прорвались на полуостров и в течение месяца, в апреле – мае 1523 г., грабили и опустошали его, а затем ушли на Волгу.

Ногайский погром поставил жирный крест на всех внешнеполитических достижениях Мехмеда Герая. Хаджи-Тархан был для Крыма потерян, а московское княжество получило возможность перевести дух и, не опасаясь гнева крымского хана, приступить к борьбе с Казанью. Таким образом, для Москвы пришло избавление оттуда, откуда она не ждала. Впрочем, это был далеко не первый раз, когда одни кочевники жестоко громили других, угрожавших Московскому государству, – достаточно вспомнить, как спасали московитов предшественники Мехмеда Герая на крымском престоле Хаджи Герай и Менгли Герай. Преемникам же Мехмеда Герая многое пришлось начинать заново, в том числе и на московском направлении.

Возобновить военное давление на Москву крымские ханы попытались уже два года спустя после ногайского погрома. В это время власть в Крымском Юрте принадлежала жестокому и расчетливому Саадету І Гераю (1523–1532 гг.), который многие годы провел в Стамбуле, хорошо знал тамошние порядки, набрался там османских привычек и, что самое главное, был практически прямым ставленником турецкого султана Сулеймана І Великолепного (1520–1566 гг.), пользуясь его поддержкой, в том числе и военной. Установившиеся в это время между Стамбулом и Крымом отношения точно охарактеризовал в метком замечании бей из рода Барын: «Нашему хану султан – как будто родной отец. Он у него там жил и вырос, и какие он видел обычаи у турецкого султана – те же и у него обычаи».

Попавший за время пребывания в турецкой столице в мощное поле притяжения османской культуры и политической традиции, новый крымский хан уже не стремился, подобно его предшественнику Мехмеду Гераю, утвердить архаичное, преимущественно символическое доминирование над осколками Золотой Орды. Он явно отдавал предпочтение Realpolitik перед внешними выражениями почтительности и покорности со стороны на самом деле самостоятельно правивших государей. Впрочем, при случае Саадет Герай охотно пользовался громкими титулами, заявляя, что «Хаджи-тарханский хан Усеин мне брат; и в Казани Сахиб Герай-хан – мой родной брат. А по другую сторону – казахский хан, тоже мой брат, и Агиш-бей – мой слуга. А по эту сторону – черкесы и Тюмень мои, и польский король – холоп мой, а валахи – мои пастухи».

Первые попытки реального военно-политического давления на Москву были предприняты Саадетом Гераем в 1525 г. При этом поначалу они носили характер скорее беспокоящей боевой активности на границах и разведки боем, чем полномасштабного вторжения – основным врагом крымского хана после сближения с османским султаном стала Польша, которая к тому же вынашивала планы чуть ли не полной ликвидации Крымского ханства и с которой в связи с этим приходилось серьезно считаться и воевать.

Москва, впрочем, также не была оставлена без внимания, в особенности в контексте чинимого ею давления на Казанское ханство. Крымский правитель оказался при этом в сложной ситуации – с одной стороны, казанский хан Сахиб Герай был ему братом и нуждался в помощи для борьбы против Москвы, однако, с другой стороны, Московское княжество было естественным союзником Крыма и Стамбула в борьбе против Польши. Было принято решение использовать дипломатическое давление: в письме Василию ІІІ Саадет Герай увещевал его примириться с Сахибом Гераем, а в послании Сулейману І Великолепному просил турецкого правителя надавить на московского князя, чтобы он не нападал на Казань. Все было тщетно, Василий ІІІ хорошо чувствовал, что Крым дал слабину, и был неумолим. В таких условиях казанский хан Сахиб Герай решился на последний отчаянный шаг – в 1524 г. признал себя прямым вассалом Высокой Порты и запросил военного подкрепления у османского султана. Турецкий падишах, поглощенный собственными проблемами, в ответ лишь промолчал. Когда же Сахиб Герай лично отправился за военной помощью и прибыл в Крым, его брат Саадет Герай обошелся с назойливым, неудобным и потенциально опасным родственником малопочтительно, бросив в темницу.

Клубок внешнеполитических противоречий затягивался все туже, и хуже всего пока приходилось оставшемуся после отъезда Сахиба Герая на правлении в Казани Сафе Гераю, который был вынужден самостоятельно и из последних сил отбиваться от великого князя Московского Василия ІІІ. Спасали казанцев лишь извечные русские беды – дураки-военачальники, которые не смогли организовать поход на Казанское ханство на должном уровне, и дороги, перекрытые подвластными казанскому хану черемисами (марийцами), сумевшими отрезать русские войска от поставок продовольствия. В таких условиях московскому князю пришлось в итоге согласиться на мир, признать Сафу Герая законным казанским ханом и отвести войска.

Казань выстояла в этот раз и без какой-либо внешней помощи, однако будущее ее рядом с набиравшим силу Великим княжеством Московским было тревожно, что прекрасно понимали и в самой Казани, и в Крыму. Там волею судеб удалось примириться Саадету Гераю и Сахибу Гераю, которые объединились против общего врага – мятежника Исляма Герая, старшего сына Мехмеда Герая, приходившегося им, соответственно, племянником. После успешного подавления восстания приближенный к Саадету Гераю Сахиб Герай получил титул калги и вместе с ним долгожданную возможность помочь многострадальному Казанскому ханству, предприняв крупный поход на Московию. Не теряя времени даром, уже с весны 1525 г. они приступил к активной подготовке армии вторжения.

Будучи калгой, Сахиб Герай имел возможность и право с согласия крымского хана, который не стал в этот раз из благодарности за свое спасение никоим образом перечить, собрать крупное войско. Под знамена было поставлено около 50 тысяч крымцев, которых должно было существенно усилить 30-тысячное турецкое подкрепление. Уже 20 мая 1525 г. «писали из Азова к великому князю с казаками рязанскими про крымские вести, что посылал крымский царь к турецкому царю силы и просить, а хотел идти на великого князя украины. И турецкий царь послал воеводу своего урюмского Магмет-бека, а с ним пятнадцать тысяч…» По другим сведениям, турецкий «царь дал ему на пособь своих людей тридцать тысяч пойти на великого князя украины». 27 мая 1525 г. «писали из Азова с казаками рязанскими, с Ширяком Малым с товарищами, что выступил царь из Крыма, а с ним пятьдесят тысяч, а идти ему на великого князя украины».

Уже в июне это громадное войско выдвинулось к московским украинам, однако едва начавшийся поход был сорван из-за продолжившейся в Крыму усобицы. Прознавший об отходе с полуострова основных военных сил хана и поддерживавших его турок, Ислям Герай решил взять реванш и даже добился поначалу некоторых успехов. Однако, когда собравшееся было в поход на Москву войско, узнав о мятеже, вернулось в Крым, у Исляма Герая не осталось никаких шансов удержать отобранный у Саадета Герая престол, и ему пришлось уже во второй раз покинуть Крым, направившись на этот раз на Северный Кавказ. Поход против Московского княжества был в любом случае сорван.