Стояние под Рязанью завершилось внезапно – с родины хану пришли дурные вести, что на Крым напали хаджитарханцы. И хотя было их всего шестьсот, оставшийся практически без мужчин-воинов, поголовно ушедших в поход на Москву, полуостров не был в состоянии защитить себя, и старики, дети и женщины бросились к Каффе под защиту турецкого бейлербея. Сборы были столь стремительными, что хан забыл забрать у Ивана Хабара грамоту о подданстве московского князя, бывшую, несомненно, и главной целью, и главным трофеем похода. Впрочем, произведенные татарами разорения и постыдное бегство и бездействие московского князя и без того свидетельствовали о том, кто настоящий хозяин Москвы.

Разрушения срединных московских земель, учиненные татарами, были поистине громадными. Несмотря на то, что они не смогли взять ни одного крупного города, ими были разграблены и сожжены практически все села в нижегородских, владимирских, коломенских, каширских, боровских и рязанских землях, разорены окрестности Москвы. Наиболее болезненными стали человеческие потери. Летописцы сообщали, что только лишь в «Коломенских местах» крымский хан «плен немалый собрал», а затем и по другим русским землям «многих в полон взяли, и княгинь, и боярынь многое множество, а иных посекли». Острожский летописец утверждал, что Мехмед Герай «в Москве 300 000 вязнев (пленных) набрал». А Сигизмунд Герберштейн писал, что крымский хан «увел с собою из Московии такое огромное множество пленников, что оно покажется вряд ли вероятным. Ибо говорят, что число их превосходило восемьсот тысяч; отчасти он продал их туркам в Кафе, отчасти перебил… Царь Казанский, Саип-Гирей, продал всех уведенных им из Московии пленников татарам на рынке в Астрахани, расположенной недалеко от устьев Волги». Даже если считать эти цифры завышенными, в любом случае следует признать, что срединные, сердцевинные земли Московии пережили настоящую демографическую катастрофу, оправиться от которой было непросто.

Нелегко было и восстановить существенно подпорченный бегством из осажденной столицы и последующим бездействием имидж великого князя Московского. Мужики бунтовали против бессильной защитить их власти, «мятеж учинал по всем городам велик и до Галича[9]», – писал галицкий летописец. Впрочем, если для борьбы с татарами сил княжеского войска оказалось недостаточно, то с народными волнениями плохо подготовленных и вооруженных простолюдинов стрельцы вполне справлялись. В пределах своей норы мышь чувствовала себя львом, а стрельцы, оказавшиеся овцами по сравнению с волками Мехмеда Герая, вполне могли показать себя молодцами против овец, подавляя народное недовольство.

Пытаясь хоть как-то укрепить пошатнувшуюся репутацию, Василий III собрал на Оке большое войско и демонстративно вызвал Мехмеда Герая на бой. Идти на Крымский полуостров через безлюдные степи князь при этом не решался. На это крымский хан ответил, что идет на войну лишь тогда, когда сам посчитает нужным. Вот как описывает эти события все тот же Сигизмунд Герберштейн: «Василий, желая отомстить за полученное от татар поражение и смыть бесчестье, принятое им, когда он в бегстве скрывался под сеном, собрал огромное войско, снабдил его большим количеством пушек и орудий, которых русские никогда раньше не употребляли в войнах, двинулся из Москвы и расположился со всем войском при реке Оке и городе Коломне. Отсюда он отправил в Тавриду к Махмет-Гирею послов, вызывая его на состязание и указывая, что в прошлом году он, Василий, подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников. Царь ответил на это, что для нападения на Московию ему открыто достаточное количество дорог и что войны столько же зависят от оружия, как и от обстоятельств, поэтому он обычно ведет их скорее по своему усмотрению, чем по чужому».

Инициатива, благодаря особенностям татарского войска и географии, принадлежала, как видим, крымскому хану. И прекрасно осознавая это, он был волен либо идти на войну в чужие пределы, либо уклоняться от нее, ведь на самом полуострове ему, до поры до времени, ничто не угрожало. Московский князь мог сколько угодно, стремясь сохранить лицо и заставить с собой считаться, бряцать оружием, стоя на Оке-реке, однако не имел ни малейшей реальной возможности перейти ее и углубиться в степь, а тем более напасть на Крым. Ситуация, в которой оказалась Московия того времени, равно как и поведение ее правителя, весьма напоминали поведение некоторых наших современников, не имеющих никакой возможности напасть, к примеру, на Соединенные Штаты Америки, но при этом все же усердно потрясающих устаревшими стратегическими бомбардировщиками, недоработанными новыми танками с массой конструктивных недостатков и тактическим ядерным оружием.

Таким образом, даже несмотря на утрату княжеской грамоты о подданстве и воинственные заявления Василия ІІІ, было понятно, кому принадлежит стратегическая инициатива начала войны, а кто вынужден будет обороняться; чья территория, в случае необходимости, подвергнется нападению и разорению, а чья останется практически недосягаемой для врага. Степи и защищенное мощной крепостью узкое горлышко Перекопского перешейка играли в то время, если продолжить предложенное сравнение с современностью, роль системы противоракетной обороны, надежным зонтиком закрывающей территорию США от возможного ядерного удара. Поэтому не приходится сомневаться, что после вторжения 1521 г. московский князь должен был трижды подумать, прежде чем начать открыто перечить и действовать против воли крымского хана.

Василий III, вполне вероятно, столь открыто вызывал Мехмеда Герая на бой как раз потому, что знал, что тот в ближайшее время не явится, будучи занят на другом фронте, готовя ответный поход на Астрахань, ударившую ему в спину в то время, когда он воевал против Московии. Предпринятый осенью 1522 г. поход увенчался полной и безоговорочной победой крымцев. Хаджи-Тарханский юрт возглавил Бахадыр Герай – старший сын Мехмеда Герая.

Судьба никогда не была столь благосклонной к Мехмеду Гераю и возглавляемому им Крымскому Юрту. Мехмед Герай успешно продолжил и довел до логического завершения дело своих предшественников – Хаджи Герая и Менгли Герая, создавших крымское государство, отстоявших его независимость и утвердивших Крым в качестве Великого Улуса – Улуг Улус. Этому крымскому хану, в течение всего лишь двух лет, с 1521-го по 1523 г., удалось реализовать практически все стратегические задачи по укреплению геополитического положения Крымского ханства и реального утверждения его власти над всеми осколками некогда великой Золотой Орды. Действительно, во главе Казанского ханства стоял его младший брат Сахиб Герай, Астраханское ханство возглавил старший сын Бахадыр Герай, а правителю Великого княжества Московского Василию ІІІ было решительно и убедительно указано на его реальное место среди ордынских наследников, он был усмирен. Как ярко и образно писал известный бахчисарайский историк, глубокий знаток крымской старины и биографий крымских ханов Олекса Гайворонский, «под крыльями Крымского Юрта наконец были собраны все земли Улуса Бату».

Казалось, ничто не предвещало беды, когда она вдруг явилась оттуда, откуда ее никак не ждал Мехмед Герай – от якобы умиротворенных и покорившихся ему ногайцев, бывших его верными соратниками и в походе на Москву, и в походе на Астрахань. Посчитав, что крымский хан непомерно усилился в результате своих завоеваний и, расставляя своих сыновей на правление, вскоре поставит кого-то из них править и Ногайской Ордой, ногайские беи сплели тонкую сеть заговора, опутали ею беспечно доверившегося им хана и убили его вместе со старшим сыном. После этого ногайское войско всей своей мощью обрушилось на ничего не подозревавших вчерашних союзников – крымцев. Русский летописец писал, что Мехмед Герай, «Астрахань одолев, возгордился зело. И сговорившись в Астрахани бывшие ногая, убили царя и сына его проклятого, и прочих крымских врагов избили».