Клифф, насупившись, проявил озабоченность, но уже совсем другим тоном.

– Нам нужно будет сразу выложить двадцать четыре миллиона долларов?

– Я разговаривал с их директором. Баба, между прочим. – Борис заглянул в блокнот. – Акико Санада, – он наконец улыбнулся, – она была, скажем так, по– японски вежливо удивлена, а по-нашему – в шоке, покруче вашего. Созванивался раз десять. Они хотели три доллара девяносто центов за комплект. Когда я сказал – хочу пятьсот тысяч штук, цена опустилась до трех. Когда прозвучало: а за миллион? – она долго с кем-то совещалась и предложила два доллара пятьдесят центов. Тогда я сделал предложение: за два доллара мы разместим у них заказ на год по миллиону в месяц. Жаль, вы не знаете японского – что там творилось! – я, правда, тоже не знаю, – Борис усмехнулся. – Условия такие: отсрочка тридцать дней, заплатим за два месяца четыре миллиона, с третьего месяца – все вернем и начнем рассчитываться из прибыли. В сети будем отдавать комплект за двенадцать долларов.

Завтра вы втроем вылетаете в Токио, будете там сидеть, пока не решите все вопросы по контролю за качеством, по упаковке и по срокам поставок.

Через год Залесский, Бранновер и Жоззет Кавалье сошли с трапа самолета в токийском аэропорту Нарита.

Госпожа Акико Санада, в сопровождении четырех мужчин крепкого телосложения, пригласила гостей в стоящий неподалеку вертолет «Кавасаки», и через час они входили в офис компании «Charmant Group» в Сабаэ.

Много поклонов, много теплых хвалебных слов. Совместные фотографии, японская кухня. Залесский внимательно выслушивал переводчика, отвечал, улыбался, кланялся в ответ, иногда невпопад, и двигался в сторону кабинета, который в первый приезд команды «Ривьеры» служил переговорной, дорогу к которой хорошо помнил Клифф.

На одной из стен просторной квадратной комнаты висел белый, со множеством крючков, пластиковый стенд. Такие используются в магазинах для выставки очков. Только на крючках, вместо очков, висели бирки из плотного картона с ровными строчками иероглифов и цифр. Заметив заинтересованность Залесского в изучении этих бирок, сопровождающие, через переводчика, объяснили, что на этих бирках находится информация о заказах покупателей на следующий год.

На следующий год восьмигранники заказали еще около двадцати компаний. Борис собрал все бирки с этими заказами и повернулся к выстроившимся за ним партнерам.

Господь водит меня по кругу, повторяется история со стразами.

Залесский застыл на минуту, охваченный волной парижских воспоминаний, и неожиданно для себя громко провозгласил:

– День сурка!

Японцы кинулись выяснять у переводчика, что это может означать. Но он тут же извинился:

– Нет-нет, это личное. Господа, я хочу продлить эксклюзив… – он сделал паузу, наблюдая, как они мимикой и жестами выразили сомнение в подобной перспективе. Их пугала необходимость такого длительного периода работы с единственным покупателем суперуспешного продукта на целый год. Выждав некоторое время, он продолжил:

– Пятьсот тысяч дюжин на шесть месяцев.

Все с облегчением вздохнули. Шесть месяцев, и снова такой огромный заказ. Тогда конечно, тогда замечательно, и поклоны, поклоны…

Залесский передал бирки Клиффу, и тот повесил их на крючок «Ривьеры».

Жоззет тихонько похлопала в ладоши, как когда-то Симона Синьоре в «Шкатулке со стразами» Жоффруа Готье.

За два года «Ривьера» продала практически все наборы восьмигранников. Валовая прибыль только от одной этой позиции составила почти 180 миллионов долларов. Те, кто заказал этот товар после восемнадцати месяцев эксклюзива «Ривьеры», с трудом избавлялись от своих остатков. Мода ушла.

Эти необычные очки, те, которые не потерялись и не сломались, теперь можно найти в коробках со старыми вещами на чердаках, в подвалах и гаражах, как напоминание о начале восьмидесятых. Но мода изменчива, и кто его знает, ведь Господь водит по кругу не только Бориса Залесского? Он водит по кругу всех нас.

Джекки примеряла шляпу. Белая, с голубой окантовкой и голубым бантом. На вкус Бориса, поля были чересчур большими. Но средиземноморская мода и, потом, «Hermes». Да, на грани, но ей к лицу и ей нравится! Залесский считал себя знатоком моды и стиля, все-таки, он – не последний человек в этой индустрии, и с удовольствием выступал экспертом в подобных случаях. И Джекки к его мнению в выборе всего, что окружало их быт, и к ее гардеробу в том числе, относилась внимательно. Во всяком случае, до определенного момента. Она покрутилась перед зеркалом и посмотрела на мужа. Видимо, разглядев на его лице хорошо знакомые ей признаки сомнения и не дав ему раскрыть рот, предупредила:

– Только не вздумай произнести свое «шикарно»!

– Мадам, вы выглядите, – он запнулся, действительно, на язык напрашивалось именно то, чего опасалась его прозорливая женушка, и с трудом вырулил в: «великолепно!».

У них был день покупок, и они возвращались из Ниццы к себе в Жуан-ле-Пен. Магазин «Hermes» был последним в довольно внушительном списке посещений. Джекки так устала, что задремала под мерный гул двигателя. Она так и не выучилась водить машину. Легко обходилась такси, когда мужа не было под рукой. К технике была равнодушна, в марках не разбиралась, но однажды друзья пригласили их в гости.

Это была довольно странная пара. Вилфорд Уотсон – давний партнер Бориса в Англии. У него был такой же бизнес: аксессуары, солнечные очки и бижутерия, только намного скромнее по объемам и охвату. Они сотрудничали иногда в совместных закупках, обмене информацией, в участии на выставках. Они не были конкурентами и окончательно сблизились, когда Джекки познакомила Уотсона со своей подругой – Виолет Карон. Залесский не верил, что у них что-нибудь получится, по той простой причине, что Вилфорду было хорошо за семьдесят, а Виолет в свои сорок два выглядела очень аппетитно. Они оба были одиноки по разным причинам и, к удивлению Бориса, сошлись, вполне искренне найдя друг в друге достаточно сильное притяжение.

Уотсон был англичанин до мозга костей, джентльмен с «манерами», рядом с которым Борис, при всем своем апломбе, чувствовал себя «плохо воспитанным человеком», что не мешало ему без конца острить на эту тему. В какой-то момент Уотсон решил, что ему пора на покой, и он продал бизнес, продал всю недвижимость в Лондоне и переселился в Ниццу. Они купили небольшую виллу недалеко от Promenade des Anglais, в десяти минутах ходьбы от моря.

Однажды, когда Уотсоны уже окончательно перебрались в свой новый уютный дом с бассейном и лужайкой, Виолет позвала их в гараж. Они перевезли из Лондона свою машину, и когда она включила свет, Бориса поразило, с каким изумлением уставилась Джекки на это творение английских инженеров.

Rolls-Royce Silver Wraith II 1980 года. Темно-синий лак таинственно сиял под светом матовых ламп, салон – красной с белым кожи, обводы золота и никеля вокруг решетки радиатора, и летящая Ника на капоте. Впечатление усиливалось именно тем, что машина стояла в гараже. Джекки позже призналась, что впервые рассмотрела Роллс, который прежде, конечно, встречала на улицах. Но эта фигурка и весь возвышенный стиль знаменитого автомобиля так ее восхитили именно в закрытом пространстве, когда ничего не отвлекало от деталей.