Ксюше было нелегко разобраться в том сложном наборе чувств, которые она испытывала к гувернантке. А еще труднее осознать то, как Вероника относится к ней. Очень часто она ощущала, как Вероника словно создавала между ними искусственную дистанцию, и тот холодок отчуждения, который начинал разрушать только-только возникшую задушевность давался ей непросто…

Она была загадкой для Ксюши, совершенно непонятной природой, но в силу этой загадочности — притягательной и манящей. То тепло, которое она излучала, подчас расслабляло и одурманивало — хотелось прижаться к ее убогому изуродованному телу, вдохнуть щекочущий ноздри слабый запах магнолии, всхлипнуть и забыться, вернуть себя в безмятежное беззаботное детство, когда теплая ладонь любящего родного взрослого, согревающая затылок, была способна забрать все горькое и обидное, что принес день, и подарить блаженное ощущение безответственной пустоты.

Ксюша ловила себя на мысли, что иногда вздрагивала от звуков припадающей походки Вероники как от шагов спустившегося с небес божества… Она видела восхищение на лице Кристиана, когда Вероника занималась с Марией или просто сидела у камина, задумчиво перебирая своими зачехленными пальцами бахрому темной шали, или устраивалась с мольбертом у окна и напряженно ловила кончиком кисти стекающие на холст драгоценные капельки вдохновения. Видела и никогда не ревновала, удивляясь сама себе. Возможно, она обожала Веронику еще сильней и глубже Кристиана, но все эти чувства таились в той глубинной подсознательной кладовой, которая была закрыта молчаливым запретом Вероники на тысячи замков, и лишь смутные тени растекались из-под дверной щели… Когда она появилась в доме, было странное ощущение, будто она его никогда и не покидала — таким естественным и необходимым было ее присутствие…

Опять зазвонил мобильник. Ксюша услышала жизнерадостный голос Алены:

— Я позвонила Веронике, и она сказала, что ты на экскурсии. Когда возвращаешься?

От уверенного, напористого Алениного гудения у Ксюши словно свалился с души тяжкий груз.

— Я вернусь только завтра к обеду, — и поспешно спросила: — А ты звонила в гостиницу?

— Да, конечно, она долго не брала трубку, потому что Мария не засыпала. — Голос Алены прозвучал удивленно. — Ты чем-то взволнована?

— Да… — Ксюша нервно рассмеялась. — Здесь случилась авария на дороге, наш автобус притормозили, скопился транспорт… а когда машины двинулись, мне показалось, что в проезжающей мимо машине я увидела маленькую Марию. Представляешь?

— И очень даже легко. В потемках еще не такое померещится. Сделай вдох-выдох и расслабься. Кристиана вызвали на операцию, он позвонит позже.

— Хорошо. Мы разговаривали днем. Алена… почему у меня такое ощущение, что все вы что-то скрываете от меня?

— Ну вот… Затеяла разговорчик по мобильной связи. Дорогая моя, завтра я подпишу контракт о гастролях, для чего и сорвалась с места как безумная… Прилечу обратно к этим плоскогубым сфинксообразным, и тогда поговорим, если хочешь. О’кей?

— Хорошо. Как Кристиан?

— Как всегда замотан, но выглядит неплохо.

— Уговори его прилететь хотя бы на несколько дней.

— Занимаюсь этим с первой фразы в аэропорту. Целую, пока!

Ксюша отключила мобильник, оглядела салон автобуса и поймала себя на мысли, что уже не чувствует себя такой беспредельно одинокой…

* * *

Кристиан понимал, что с минуты на минуту вернется Алена со встречи с Женевьевой, а он не может уже более двух часов взять себя в руки, заставить вправиться в действительность и отбросить шаткий путь умопомешательства, которым грезил его воспаленный разум, ополчившийся на бездарность рассудка…

Два часа назад его ватные ноги перешагнули порог комнаты Вероники, непослушные руки вытянули из-под шкафа папку с портретом… То, что он увидел, не потрясло его, он уже был внутренне к этому готов. Просто его, словно вагон, не способный двигаться дальше по узким рельсам, отцепили от локомотива, чтобы поменять что-то в механизме, расширить пространство между колесами и поставить на другой путь… Он сидел, молча уставившись на свое изображение, и ждал, когда та сила, к которой он теперь должен подключиться, повлечет его за собой, поменяв что-то не только в механизме его души, но и во всем раскладе его жизни. В виски с размаху вздыбленной кровью билась мысль о том, как неверен был расчет этой удивительной, невероятной, страстно любимой им женщины. Как могла она, всемогущая жрица любви, обмануться в нем, не принять в учет того, что в Ксюше и даже в маленькой Марии он всегда будет ловить ее отголоски и припадать жадно к любому следу, оставленному ею на земле! Ее собственная любовь застилала ей глаза, ею она мерила его чувство к своей ненаглядной дочери.

Кристиан еще раз проверил взглядом на картине наличие роскошной перламутрово-серой жемчужины, так ненавязчиво украшавшей дымчатого цвета галстук… Мария подарила ему эту жемчужину в день его рождения, сама проколола ткань галстука тонкой иголкой, на которой держалась эта перламутровая капелька, и с серьезным выражением на лице проверила ее надежность. На следующий день утром она первая обнаружила, что жемчужина потеряна. Они даже заехали в тот ресторан, где ужинали накануне, но пропаже, видимо, не суждено было найтись. «Не расстраивайся, я подарю тебе другую, — успокоила его Мария. — И возможно, совсем скоро. На День ангела». Но еще до обещанного дня она исчезла из его жизни… чтобы вот так, таким не поддающимся осознанию образом вернуть эту жемчужину его двойнику на портрете…

Заслышав шаги вернувшейся Алены, он поспешно задвинул папку под шкаф и вышел ей навстречу.

Отметив его бледность и крайне перевернутый вид, Алена лишь недовольно крякнула.

— Сейчас же соберись, Кристиан. Сева прислал по электронной почте фотографии. Могу я пройти в твой кабинет?

Кристиан молча кивнул и, предоставив ей самой разбираться с компьютером, направился к бару и, залпом осушив полстакана коньяка, решительно набрал мобильный номер Вероники. Ее голос насторожил его с самого первого звука.

— Вы где сейчас, Вероника?

— Что-нибудь случилось? — ответила она вопросом на вопрос. — Вы… никогда не звонили мне… Я даже думала, что вы не знаете мой номер.

— Я слышу шум машин. Вы куда-то едете?

— Да… Мы с Марией едем в детский городок на аттракционы.

— Потапов и охранник с вами?

— Да, да, все в порядке.

— Тогда скажите: откуда взялась жемчужина в галстуке… на моем портрете?

Послышалось частое дыхание, точно она задохнулась от его вопроса, но потом последовал ровный, прерываемый лишь гулом машин ответ:

— Я никогда не писала ваших портретов, Кристиан. Вы знаете это.

— Вероника, я знаю больше, но нет таких слов… Мне нужно видеть вас, — взмолился Кристиан. — Обещаю не мучить вас вопросами.

В трубке послышалась какая-то возня, треск, шум и наконец голос маленькой Марии: