– Ты могла бы признаться, что тоже хочешь меня, – ухмыляется Чарушин.

Он в этом, судя по всему, не сомневается. Вероятно, хотел бы услышать.

Смотрю на него бездыханно. Собираюсь с силами. Только вот… Быстро сдаюсь. Судорожно тяну воздух и прячу лицо у него на груди.

– Я не могу, – шепчу, все крепче прижимаясь. – Но… Ты же сам знаешь…

– Знаю, – подтверждает Артем, пока я вслушиваюсь в гулкие и мощные удары, которые выдает его сердце. – И все же рассчитываю когда-нибудь услышать.

Киваю, он наверняка чувствует. А потом мы оба застывает неподвижно. И так хорошо становится, как никогда прежде. Я бы точно могла простоять так вечность. Чувствовать тепло, запах, руки, силу Чарушина – всего его... Все, что мне надо.

Возвращаемся в действительность, когда на плите разряжается буря из кипящих жидкостей и подскакивающих крышек. Показываю Артему, как опускать спагетти и как правильно их размешивать.

– Круто! Никогда не думал о том, чтобы научиться готовить. Но теперь больше, чем уверен, мне этот навык пригодится.

– Серьезно? – смеюсь я. – И зачем? У вас, наверное, своя кухарка дома…

Он так смотрит, мне вдруг кажется, что обижается.

– На самом деле, нет, – отвергает мои предположения. – Мама все делает сама. Она это любит. Ну знаешь, занимается домом… Из рабочих у нас только клинер, садовник и дворник.

Ну, тоже немало, если сравнивать с моей семьей. Держу эти умозаключения в себе, только чтобы не обижать Чарушина. То, что его мама готовит – уже удивительно.

– Ладно, – выдыхаю смущенно. – Давай, садиться за стол.

– Давай.

Я привыкла, что папа просто занимает свое место и ждет, пока мы с мамой все подадим. Но, казалось бы, избалованный Артем изумляет тем, что помогает мне полностью накрыть на стол, отодвигает для меня стул и только после того, как я сажусь, опускается на соседний стул.

Обед проходит легко и даже весело. Все, конечно, благодаря рассказам Чарушина. Я хоть и пытаюсь принимать активное участие в диалоге, все же по большей части слушаю. Впрочем, Артема это никогда не напрягает.

Убираемся вместе. Тут, конечно, мне снова перепадает ведущая роль. Он такой забавный в том, чего совсем не понимает. Я хихикаю, безусловно.

– Боже… Надеюсь, ты не обижаешься? – выдаю после очередной волны смеха. – Прости… Я знаю, что ты мог бы точно так же потешаться надо мной в других вопросах… Ну, в которых ты осведомлен… – щеки опаляет жаром, но я все равно улыбаюсь.

– Мог бы, если бы твоя неосведомленность меня не крыла другими реакциями… – выдыхает хрипловато с какой-то хулиганской ухмылкой.

Не успеваю ничего ответить, как скручивает меня и резко прижимает к себе.

– Я себя хорошо веду? Когда в спальню пойдем?

Тут уже я не способна засмеяться. Хотя он вроде как шутит… Или все же серьезно… Тон дурашливый, но вопросы определенно важные.

– Вечером… Давай сначала погуляем, хорошо?

– Хорошо, – соглашается Чарушин.

И я снова расслабляюсь.

Мы действительно проводим день на улице. Несмотря на холодный, порывистый ветер, долго гуляем у моря. Много целуемся, обнимаемся, болтаем. Я забываю о том, что произошло дома. О том, кто я такая. Снова чувствую себя совсем-совсем другой. Беззаботной, влюбленной и счастливой.

Когда темнеет, без каких-либо колебаний соглашаюсь возвращаться в дом. Артем показывает мне ванную, вручает полотенца и оставляет одну. Сам, очевидно, в тоже время занимает вторую ванную комнату. Встречаемся примерно четверть часа спустя в выбранной им спальне: разгоряченные после душа, влажные и слабо прикрытые полотенцами.

Я моментально краснею, но взгляд от него не отвожу. Он меня тоже жадно рассматривает.

– У меня нет пижамы… – шепчу, взволнованно сжимая махровые уголки.

– Зачем тебе пижама? – выдыхает Чарушин.

В его глазах такая темнота клубится, что я сама едва дышу.

– Мне ведь нужно в чем-то спать… – выдвигаю очень неуверенно.

Артем кивает. Я вздыхаю.

Напряжение отпускает. По телу дрожь отходняка сбегает.

Ненадолго.

Потому что… Чарушин просит:

– Сними полотенце.

И в тоже мгновение откидывает свое.

Я смущаюсь сильнее, чем в первый раз. Особенно, когда понимаю, что он уже возбужден.

«Я другая…», – напоминаю себе.

Я здесь, потому что люблю его… Я здесь, потому что хочу быть счастливой…

После этого самовнушения позволяю себе рассматривать Чарушина… Позволяю себе чувствовать… В этом нет ничего постыдного.

Он красивый, мощный, сексуальный, раскрепощенный, свободный. Он мужчина.

И я хочу, чтобы он был моим мужчиной.

Мой Чара Чарушин…

Отрывисто дыша, развожу края полотенца. Оно тотчас становится непосильно тяжелым и буквально вываливается из моих рук.

Вот и все… Я абсолютно голая. Абсолютно.

Шумно выдыхаю и замираю.

Перехватываю взгляд Артема – током прошивает. Он так смотрит, что никаких ни слов, ни ласк не надо – я ощущаю его желание. Особенно, когда Чарушин стопорится в районе моего лобка. Так мощно вздыхает, что плечи поднимаются и грудь раздувается.

Мое сердце срывается. Развивает такую скорость, что кажется, на ходу вырабатывает электричество. Наматывает максимум, пока не вспыхивает ярким пламенем.

– Можешь, пожалуйста, лечь на кровать… – хрипит он очень низко.

Я не знаю, вопрос это или просьба. Однако, киваю и иду. Ложусь и цепенею. Ненадолго. Потому что, стоит поймать темный взгляд, который в буквальном смысле касается моей раскрывшейся плоти, меня начинает трясти.

Это Артем… Все будет хорошо… Он никогда меня не обидит…

– Замри, – приказывает внушительно, когда я все же порываюсь свести бедра и закрыться.

И я замираю.

Сознание захватывает понимание, что я сама не знаю, как именно выгляжу там… Это кажется странным и очень интимным. Никто никогда, включая меня саму, меня там не разглядывал.

Только Чарушин получается… Только он…

Что он там видит?

Я не шевелюсь, пока Артем не накрывает меня собой. Тогда вздрагиваю. Встречаемся взглядами, и уже непрерывной дрожью расхожусь.

– Не бойся, – шепчет успокаивающе Чарушин.

Я и не боюсь. Те чувства, что поражают мой организм, гораздо сильнее любого страха. По большей части они приятные… Боже, настолько приятные, что даже вообразить невозможно. Испытывают мое тело на крепость, как фортецию. Я сражаюсь чисто инстинктивно, но очень быстро осознаю, что готова сдаться.