Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ней сражался как лев, но время побед для французов миновало. В лютый мороз, сопровождавшийся жестокой пургой, без еды, по 20 раз в день выстраиваясь в каре из-за постоянных нападений казаков, ежедневно неся потери, корпус Нея выходил из заснеженной страны. Несколько сотен обмороженных бойцов, больше похожих на бродяг, по густым лесам, по тонкому льду встававших на их пути рек и речушек продолжали отчаянно пешком пробиваться к главным силам Наполеона, стремительно отступавшим на запад. Переправлялись по ночам, с одной льдины на другую. Раненых, кроме тех, кто мог идти, оставляли в селах. Порох и патроны давно закончились – от казаков отбивались штыковыми контратаками, сам Ней мастерски орудовал ружьем, как простой гренадер. Его маленький отряд, сколоченный из людей разных полков и родов войск, таял, словно снег под лучами весеннего солнца: 500… 200… 100… 50… 30 человек! Как-то на привале кто-то решил поторопить маршала, сидящего у костра, пока в деревню не ворвались казаки. Непреклонный «рыжегривый лев», кивнув в сторону четырех ветеранов, гревшихся у соседнего огня, ответил: «С такими людьми мне не страшен сам черт!»
Между прочим, слышавший доносившуюся с востока канонаду Наполеон говорил своему секретарю: «У меня в Тюильри, в моих подвалах, 300 миллионов франков; я их охотно отдал бы, лишь бы маршал Ней вышел живым из этой скверной передряги». Но ждать Нея он уже не мог: надо было срочно уносить ноги из России, и ему пришлось смириться с потерей Нея.
Фантастическая сила воли и непоколебимая вера в себя сделали невозможное. Ней прорвался. По легенде, именно он с мушкетом в руках в числе последних перешел пограничный Неман.
Очевидцы рассказывали, что 15 декабря 1812 г. в Гумбиннене (Пруссия) в ресторан, где обедали французские старшие офицеры, вошел бродяга в рваной одежде, со спутанными волосами, с бородой, закрывавшей лицо, грязный, вшивый, страшный… Но прежде, чем его успели выбросить на мостовую, подняв руки, чудище заорало: «Вы что, не узнаете меня, господа?! Я – арьергард Великой армии. Я – Мишель Ней!» Офицеры во главе с генералом Дюма долго не могли поверить, что перед ним действительно Ней, которого все в армии уже считали «храбрецом среди мертвых» или «мертвецом среди храбрецов». Лишь чудовищная брань на французском с диким эльзасским акцентом вывела всех из ступора.
Наполеон был вне себя от радости, когда узнал об этом подвиге. Именно тогда лихой гусар Ней заслужил от восхищенного Бонапарта исключительно емкое, легендарное прозвище Les Brave des Braves! Именно тогда в наполеоновской армии окончательно поняли, что лучше «храбрейшего из храбрых» сдерживать наседающего врага не умеет никто! Несмотря на все свое численное превосходство, ни Милорадович, ни донской атаман Платов (безусловные храбрецы и первоклассные генералы) так и не смогли разгромить остатки неевских солдат и пленить самого маршала. Но пройдут годы и десятилетия, прежде чем Франция и французы узнают подлинную историю героизма ее маршала при отступлении из Москвы, историю воинской славы, которую они сами бездушно осудили и хладнокровно расстреляли после падения Наполеона.
Случалось, что порывистый и нетерпеливый храбрец Ней попадал впросак на поле боя, когда требовались хладнокровие, осмотрительность и тонкий расчет. Например, в войне с Испанией и Португалией 1809–1811 гг. ему, как и другим наполеоновским маршалам, так и не удалось победить лучшего британского полководца герцога Веллингтона – большого мастера обороны и тактических ловушек. Впрочем, и сам Бонапарт, намеренно не назначив поначалу главкома в Испании (с королем Испании Жозефом Бонапартом или начальником его штаба стареющим Журданом никто из маршалов считаться не собирался), дал возможность своим полководцам, крайне ревнивым до славы, перегрызться между собой, словно стая бешеных шакалов. Скажем сразу, что Ней с огромным нежеланием поехал в Испанию. Военного до мозга костей, Нея тяготила та роль, которую в основном принуждены играть французы в Испании, – роль карателя, приводящего к покорности испанских мужиков, сжигающего их дома, разрушающего их храмы и монастыри, расстреливающего схваченных с оружием в руках герильясов. «Жители этой страны упрямы, – откровенно говорил он Бонапарту, – а женщины и дети принимают участие в боях; я не вижу конца этой войне». В Испании Ней демонстрировал прискорбное отсутствие стратегических способностей и неумение действовать совместно с корпусами других маршалов. Гордый и вспыльчивый, он вдрызг рассорился с Сультом. С последним у него не заладилось со времен Йены. Тогда тот вместе с Ланном выручил вырвавшегося вперед Нея и стал его… злейшим врагом! Такого «благородного оскорбления» Мишель не прощал никому и по-своему «расплатился по счетам» с «обидчиком». Когда Сульту пришлось спешно ретироваться из Португалии в Испанию, Ней встретил его откровенно злорадным смехом. «Своеобразие» ситуации состояло в том, что не Сульт, а Ней явился инициатором этой всем хорошо известной враждебности.
Во избежание драматической развязки между братьями по оружию Бонапарту пришлось перевести Нея в подчинение Массена. Но хрен редьки не слаще: Мишель и с безусловно превосходящим его по глубине и широте военного дарования «хитрым контрабандистом» не нашел общего языка. Его бунтарский дух и полнейшее пренебрежение к приказам вышестоящего командира грозили катастрофой. Ней постоянно публично подвергал сомнению правильность решений и действий Массена. Последнему пришлось отказаться от попытки разбить упрямого Веллингтона с его «стойкими оловянными солдатиками», засевшими за неприступными линиями Торрес-Ведраса, и не солоно хлебавши ретироваться. Но именно тогда Ней блестяще показал всем, что во французской армии он – непревзойденный мастер арьергардного боя. С 10 тыс. солдат он умело сдерживал напор более чем вдвое превышавших британцев, не потеряв во время тяжелого отступления по враждебной территории ни единой пушки, ни одной обозной фуры. Но, когда все уже было позади, Ней снова сделался абсолютно неуправляемым, а его презрение к Массена и вовсе стало просто патологическим. Он опять начал вставлять палки в колеса сопернику. Тот взорвался: отстранил «храбрейшего из храбрых» от командования корпусом, и Бонапарту пришлось отозвать строптивца во Францию.
В сражениях 1813 г. Нею приходилось порой сражаться самостоятельно. К сожалению, он очень часто не справлялся с поставленными задачами, демонстрируя полную беспомощность в планировании и реализации крупных военных операций. Порой его упрямство граничило с безрассудством! Но таков был Les Brave des Braves: как старый гусар, очертя голову бросался он с саблей в руках в самую гущу боя, в частности под Баутценом.
Кстати, пока у Нея с 1804 по 1812 гг. был личный консультант по тактике швейцарец Антуан Анри Жомини – полковник и барон, ошибки Нея не становились пагубными. Жомини был для «храбрейшего из храбрых» главным советником, куда идти и чего не делать! Но в 1813 г. их пути-дороги разошлись (Жомини оказался на русской службе, где вскоре создал Академию генерального штаба), и у Нея начались… большие проблемы, когда на поле боя требовалась не только беззаветная отвага, но и умение думать.
Неизвестный художник. Маршал Ней в Ковно. Конец XIX в.