– Задело?… Ты издыхаешь!.. Идиот, ты уже убит!..

Михаил и сам чувствовал, как жизнь медленно покидает его тело, Азазель наклонился, огромный как гора, разорвал рубашку на груди и с силой надавил обеими ладонями.

Боль стала сильнее, и хотя он умеет отстраняться от нее, но сейчас не получается… нет, получилось, однако через минуту сообразил, что это от раскаленных ладоней Азазеля жар вливается в это неподвижное тело и не выпускает остатки жизни.

– Не шевелись, – предупредил Азазель с таким видом, будто не понимает, что распростертый на полу не может согнуть даже палец, – лежи, подлечу твое мясо малость… Ого, да и кость раздроблена! Здорово они тебя… Кто-то не по книжке действовал.

Михаил не двигался, жар уже растекся по телу, ожег пальцы рук и ног, а теперь печет, как раскаленным железом, спину и грудь, заращивая разорванную плоть.

– Тех в спальне, – поинтересовался Азазель деловито, – оглушил или связал?

Михаил ощутил, что уже может шевелить губами, прошептал слабо:

– Не успел бы…

Азазель охнул:

– Ты что, убил обоих?

Михаил взглянул исподлобья, губы едва двигаются, но он сумел выдавить:

– Мне показалось, ты этого и хотел.

– Ты что, – воскликнул Азазель патетически. – А твое человеколюбие? Ну ладно, о нем промолчим, какое может быть человеколюбие в постиндустриальном обществе? Да еще когда до сингулярности рукой подать? Но почему не оставил хоть одного для допроса и зверских пыток? Для дела и удовольствия? А лучше парочку, чтобы ловить на перекрестном!.. А теперь что?… Нельзя быть таким прямолинейным, ты обрубил все нити, а могли бы выйти на организаторов… ты лежи, лежи! Я еще и бить буду. Лежачих бить хоть и нечестно, зато безопасно.

Михаил ответил угрюмо:

– Как-то ты не учел, что я хочу всех не просто убить… а очень даже убить!.. Не так уж точно и рассчитываешь.

– Просто ты непредсказуемый, – заявил Азазель. – В тебе слишком много человеческого, да-да!.. Ты же ангел, должен быть чист и ясен, один как бы интеллект… уж прости, что такую глупость о тебе брякнул, но как-то вот так-то оно со стороны, если не вникать, а смотреть издали и не слишком внимательно.

Михаил пошевелил рукой, ощутил, что начинает возвращать контроль над телом.

– Ладно, что теперь?

– Синильда освобождена, – сообщил Азазель, – если ты и ее не пристрелил, а мы ждем следующего шага.

– Каким он будет?

Азазель пожал плечами.

– Кто-то знает… Я бы поставил на то, что его не будет. Ребята убедились, что можем действовать очень быстро и предельно жестко. Возможно, откажутся от такой идеи.

– А какая у них идея?

Азазель ответил раздраженно:

– Это у тебя надо спросить. Если тех двух убил сразу, не допросив…

Михаил взглянул исподлобья.

– Я не говорил, что в спальне были двое.

– Это просчитывается, – ответил Азазель самодовольно. – Поживешь с мое, будешь знать все заранее, все ситуации повторяются… Ладно, сосредоточься. Скоро полиция явится…

Он быстро пробежался с тряпкой, протер блестящие поверхности, потом с раздражением отбросил ее в сторону.

– Да кто тут будет снимать отпечатки? Не олигарха же замочили.

– А что насчет полиции?

– Уже вызвал! – повторил Азазель. – Такое не скроешь… да и зачем? Мы не нападали, а только использовали гарантированное государством и горячо одобряемое населением право на самооборону.

Он исчез, через минуту вернулся с все еще трепещущей Синильдой. Она увидела его на полу в луже крови, отбросила пистолет и с криком «Ты ранен?» бросилась к нему.

Азазель спросил быстро:

– Чего они хотели?

Синильда упала на колени перед Михаилом, он вздохнул с облегчением, ощутив ее ладонь на все еще раскаленном лбу.

– Ничего не знаю! – ответила она, не отрывая взгляда от лица Михаила. – Меня держали с темным мешком на голове и со связанными руками, словно я глава мирового терроризма!..

– Что спрашивали? – спросил Азазель жадно.

Она не сразу ответила, все еще всматриваясь с любовью и нежностью в бледное лицо Михаила:

– Вопросы какие-то дурацкие. Добивались, кто вы такие и чем занимаетесь. Откуда я такое могу знать?… В нашей профессии чем меньше знаешь… Я так и объяснила.

Азазель перевел дыхание, расправил плечи, а на Михаила взглянул уже с прежним огоньком в глазах.

– А ты хорош… Где твое тело научилось так драться?…

– Это не тело, – ответил Михаил с неудовольствием. – Я был рожден воином! Мне стоит только посмотреть на оружие, и я уже знаю, как им пользоваться. А огненный меч при мне с момента рождения.

Синильда слабо улыбнулась:

– Вы еще и шутите… Лежи-лежи, ты ранен, забыл?

– Он ранен легко, – сообщил Азазель. – Я уже посмотрел. Синильда, выйди на крыльцо и помаши «Скорой» и полиции, а то заблудятся.

Она торопливо вскочила.

– Сейчас бегом приведу!

Азазель выждал, когда выскочит из комнаты, сказал тихонько:

– Две раны я оставил.

Михаил шевельнулся, в бок и плечо кольнуло острой болью.

– Ты… чего?

– В тебя стреляли, – пояснил Азазель. – По моим прикидкам, один из наблюдающих издали сумел уйти… Им будет подозрительно, если ни одна пуля тебя или меня не задела. Лучше, конечно, тебя, меня все-таки жалко, а тебя с какого перепугу? «Скорая» сейчас подъезжает к участку, полежишь в больнице денька два, как простой человек… Сомнения особо подозрительных на твой счет отпадут, ты знаешь, о ком я, а потом выйдешь. Я оставил простые ранения, одно сквозное, а второе с пулей в мякоти. Все чистое, инфекции не подхватить даже в больнице.

– А расспросы?

– Не трепещи, – успокоил Азазель. – Я такую дымовуху запущу и столько ложных следов набросаю, сам майор Пронин спасует. А ты ж еще и стукнутый, забыл?… В смысле, потерявший долговременную память.

«Скорая» прибыла минут через десять, выскочившие из машины молодые ребята в белых халатах быстро осмотрели раны, заверили с профессиональной бодростью, что жить будет, гениталии не повреждены, а это главное, быстро погрузили на носилках в их специализированный автомобиль, и тот понесся с воем сирены по ночной улице.

Синильда уехала с полицией, Азазель пообещал им всяческое содействие, туманно намекнув на помощь с самого верха, а Михаила доставили в Первую городскую, где быстро подняли на лифте в операционную.

Пулю вытащили буквально через минуту, хирург с удовольствием сказал, что ничего важного не повреждено, но если бы на три миллиметра левее, вряд ли «Скорая помощь» успела бы довезти до этого стола.