Эгвейн ошарашенно уставилась на стену:

– Ты пойдешь со мной? Ну то есть если до такого дойдет?

Вновь повисло долгое молчание, затем раздался тихий шепот:

– Я не хочу, чтобы меня усмирили, Эгвейн. Этому не бывать. Не бывать!

Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену, и Эгвейн, вздрогнув, села. Она услышала, как по другую сторону стены тоже громко стукнула дверь. В комнатку Эгвейн шагнула Фаолайн, с улыбочкой направив взгляд прямо на ту крохотную дырочку. Подобные отверстия соединяли кельи многих послушниц; о них знала любая бывшая послушницей женщина.

– Шепчешься с подружкой? – с удивительной теплотой в голосе поинтересовалась курчавая принятая. – Что ж, когда томишься наедине с собой, становится одиноко. И как, славно поболтали?

Эгвейн открыла было рот, но тут же поспешила его закрыть. Шириам сказала, что она может отвечать Айз Седай. И никому больше. С невозмутимым выражением Эгвейн взирала на принятую и ждала.

Маска сочувствия соскользнула с лица Фаолайн, подобно воде, стекающей с крыши.

– Встать! Амерлин не пристало ждать таких, как ты. Тебе еще повезло, что я не застала тебя за болтовней. Шевелись!

Послушницам в подчинении принятым полагалось выказывать почти такую же резвость, как и при исполнении указаний Айз Седай, однако Эгвейн совсем не торопясь встала с кровати и столь долго оправляла платье, сколько хватало храбрости. Она оделила Фаолайн маленьким реверансом и едва заметной улыбкой. При виде злобной гримасы, прокатившейся по лицу принятой, Эгвейн заулыбалась шире, однако девушка вовремя вспомнила о необходимой сдержанности; нет никакого смысла доводить Фаолайн до крайности. Выпрямившись во весь рост и делая вид, что колени у нее не дрожат, Эгвейн вышла из комнатки, опередив при этом принятую.

Снаружи вместе с розовощекой принятой уже ждала Илэйн, казавшаяся исполненной яростной решимости не терять отваги. Каким-то образом ей удалось создать впечатление, что принятая является ее служанкой, несущей перчатки. Эгвейн надеялась, что сама она держится хоть вполовину так же хорошо.

В отведенной послушницам части Башни галереи, огражденные перилами, поднимались вверх ярус за ярусом, образуя пустотелую колонну, и столько же уходило вниз, ко Двору послушниц. Других женщин нигде не было видно. Впрочем, даже если бы здесь собрались все послушницы Башни, занятыми оказалось менее четверти комнат. Четыре девушки молча проходили пустыми галереями и спускались по спиральным пандусам; никто бы из них не вынес отзвука голосов, который лишь подчеркнул бы царившую тут пустоту.

Прежде Эгвейн никогда не бывала в той части Башни, где располагались покои Амерлин. По широким коридорам здесь мог с легкостью проехать фургон, а в высоту они были больше, чем в ширину. На стенах висели красочные гобелены, вытканные в десятках стилей – цветочные натюрморты и лесные пейзажи, деяния героев и замысловатые узоры, – некоторые из них были так стары, что казалось: прикоснись к ним – и они рассыплются. Туфли идущих женщин громко цокали по ромбовидным плиткам пола, своей расцветкой повторяющей цвета семи Айя.

На их пути стали встречаться другие женщины – тут и там величественно вышагивали Айз Седай, которым недосуг обращать внимание на проходящих мимо принятых или послушниц; пять или шесть принятых с важным видом торопились по своим делам или на занятия; немногочисленные служанки поспешали куда-то с подносами и швабрами либо же несли стопки простыней и полотенец; еще быстрее служанок пронеслись – очевидно, с какими-то поручениями – несколько послушниц.

К ним присоединилась Найнив со своей тонкошеей сопровождающей, Теодрин. Никто не проронил ни слова. Найнив теперь была в платье принятой, белом с семью цветными полосами по подолу, но пояс и сумка у нее остались собственные. Она ободряюще улыбнулась Эгвейн и Илэйн и обняла их – Эгвейн так обрадовалась при виде еще одного дружеского лица, что обняла ее в ответ, лишь мельком подумав, что Найнив ведет себя так, будто утешает детей, – и все же, когда они продолжили путь, Найнив время от времени резко подергивала свою толстую косу.

В эту часть Башни заходили очень немногие мужчины, и Эгвейн заметила лишь двоих: занятые беседой Стражи прошагали мимо бок о бок, у одного из них меч висел у бедра, у другого – за спиной. Первый был невысок и строен, даже, пожалуй, худощав, другой почти столь же широкоплеч, как и высок, тем не менее оба они двигались с грозной грацией. Меняющие цвет плащи Стражей не позволяли удержать на них взгляд, вызывая головокружение, и порой казалось, что края этих плащей сливаются с камнем стен. Эгвейн приметила, как смотрит на Стражей Найнив, и покачала головой. «Ей нужно что-то делать с Ланом. Если после сегодняшнего хоть кто-то из нас вообще будет в состоянии что-то делать».

Приемная перед кабинетом Престола Амерлин не уступала великолепием любым дворцовым покоям, хотя стулья, расставленные для тех, кто мог ожидать аудиенции, были просты. Эгвейн не отрывала глаз от Лиане Седай. Хранительница летописей носила положенный ей узкий палантин, он был голубой, и это свидетельствовало о том, что, до того как занять свой высокий пост, она принадлежала к Голубой Айя. Лицо Лиане казалось высеченным из гладкого коричневатого камня. В приемной больше никого не было.

– Много ли они доставили неприятностей? – Рубленая манера речи хранительницы не давала даже намека ни на гнев, ни на сочувствие.

– Нет, Айз Седай, – в один голос ответили Теодрин и розовощекая принятая.

– Эту пришлось тащить за шиворот, Айз Седай, – сказала Фаолайн, указывая на Эгвейн. В голосе принятой звучало негодование. – Она артачится, точно запамятовала, что такое дисциплина в Белой Башне.

– Руководить, – заметила Лиане, – не значит толкать или тащить. Ступай, Фаолайн, к Маррис Седай и испроси у нее позволение поразмыслить над сказанным, пока будешь разравнивать граблями дорожки в Весеннем садике. – Жестом она велела Фаолайн и прочим двум принятым удалиться, и те присели в глубоком реверансе, а Фаолайн бросила на Эгвейн взгляд, сверкавший яростью, которая явно исходила из самой глубины ее души.

На уходивших принятых хранительница летописей даже не посмотрела. Вместо этого она внимательно разглядывала оставшихся в приемной девушек, постукивая по губам указательным пальцем, пока у Эгвейн не зародилось чувство, будто их троих обмерили с точностью до дюйма и взвесили с точностью до унции. В глазах Найнив засверкали опасные искорки, и она крепко вцепилась в косу.

В конце концов Лиане указала рукой на ведущие в кабинет Амерлин двери из темного дерева. На каждой створке кусал себя за хвост Великий Змей, размером с шаг в поперечнике.

– Входите, – распорядилась хранительница летописей.

Найнив быстро шагнула вперед и открыла одну из створок. Следом двинулась и Эгвейн. Илэйн крепко держала девушку за руку, и та в ответ так же сильно сжала ладонь подруги. За молодыми женщинам порог кабинета переступила и Лиане, она, пройдя дальше, отошла в сторону и заняла место сбоку, между тремя девушками и столом в центре комнаты.